Сюрприз победы Трампа столь велик, что даже для того, чтобы понять, что же случилось в американской политической системе, потребуется не один месяц. И всё же, не пытаясь разобраться во всех нюансах, уже сейчас можно оценить значение этого тектонического сдвига.
Избрание Трампа не столько открывает новую эпоху в американской и даже мировой политике, сколько символизирует внезапный конец эпохи предыдущей, отказ от её основополагающих принципов.
Избрание Трампа означает конец эпохи политической корректности, царившей в США и Западной Европе с начала 1990-х. Политкорректность была основой правил игры элит, позволявшей за счёт ставших тогда массовыми медийных технологий отделять видимую, виртуальную реальность их поведения от её реального наполнения. То есть над реальным, часто противоречивым, конфликтным и неминуемо не очень чистоплотным политическим процессом для публики был построен виртуальный колпак-экран, на котором те же политики играли спектакль, где разрешалось обсуждать только заранее согласованные, обычно второстепенные темы, использовать, как в театре для детей, только слова, которые никого не могли бы обидеть. Поскольку реальные проблемы от зрителей, таким образом, скрывались, молчание зрителей приучило элиты к тому, что зрители со всем согласны, а раз так, то нет смысла что-то менять.
В последние годы в европейском медийном куполе появилось много трещин, но зрители ещё не поняли всего цирка. Американский купол был больше и красивее, но сомнений и недовольства у американского среднего класса накопилось столько, а наличие двойной игры стало столь очевидным, что землетрясение выборов раскрошило этот купол полностью и быстро. Одновременно под обломками виртуального экрана был похоронен и «мейнстрим» западной медийной индустрии, который его строил. Грядущая «разборка завалов» и в США, и в Европе в течение нескольких следующих лет окончательно выведет из игры политиков и идеологов, выросших в эпоху холодной войны и кормившихся на продаже антироссийских стереотипов, которые, как наглядно показали выборы, больше не работают.
Однако конец политкорректности был предрешён и по другой, не менее важной причине. Мир и Соединённые Штаты вошли в период быстрой смены глобальной экономической и политической парадигмы. Вместе со сменой баланса сил на мировой арене ускоряется процесс передела сфер влияния. Как и для любой страны, для США наступает время вызовов. Чтобы выжить в конкурентной борьбе и преуспеть, стране придется принимать решения, которые будут болезненными для многих – в том числе и для элит. Меняться всегда больно и страшно, а это значит, что кто-то должен не только объяснить тем, кто не понял, но и заставить тех, кто не хочет. Это невозможно сделать по правилам политкорректности. Недаром опросы в ходе голосования показали, что американцы в первую очередь хотят сильного лидера.
Избрание Трампа также означает конец эпохи глобализации. Её проводниками и главными бенефициарами были финансовые круги, прежде всего – элиты Уолл-стрит. Глобализация сделала потенциальных конкурентов США – прежде всего, Китай – экономическими гигантами. Однако в следующие 10 лет мы увидим, прежде всего в самой Америке, первые ростки нового глобального социально-технологического уклада. Массовый переход к производству, основанному на роботизации, искусственном интеллекте и аддитивных технологиях, вызовет свертывание глобальных производственных цепочек и релокализацию производства в богатых странах-потребителях. Примат платёжеспособного спроса над факторами производства подтолкнет процессы регионализации, «огораживания», с целью ограничить допуск конкурентов к «своим» клиентам, что мы уже видим в политике по формированию эксклюзивных зон для своих корпораций, попытках переписать глобальные правила игры.
За экономическим разделением мира на зоны влияния может последовать и новое деление мира на политические и военные блоки. В этом смысле победа Трампа сигнализирует понимание необходимости согласования экономических и внешнеполитических ориентиров. Так же, как Саудовская Аравия перестала быть приоритетом, как только США обрели энергетическую независимость, привязка американских корпораций к Китаю, а с ней и предсказуемость их отношений, перестанет быть аксиомой. В новой экономике знаний, где рынок обеспечения здоровья собственного населения может представлять до 50% ВВП страны, значение Китая как важного для США экспортного рынка также не стоит переоценивать.
Ограничение экспорта конкурентов и борьба за ресурсы будут неизбежно подпитывать геостратегическую напряжённость. Однако в отличие от полицейских акций в Ираке или Ливии, которые обеспечивали благоприятную обстановку для «инвестиционных проектов» нью-йоркских финансистов, разговор в Вашингтоне пойдёт о долгосрочной политике сдерживания крупных противников, которая потребует массивных инвестиций в военный потенциал и заодно опять заплатит за технологическое перевооружение американской индустрии. Американский бизнес громко требует от властей понятной индустриальной стратегии. Недаром обещание обеспечить рост инвестиций в Соединённые Штаты стало одним из ключевых для Трампа. Грядущая эпоха станет соревнованием национальных технологических и человеческих потенциалов. Эпоха наднациональных космополитических финансовых элит, которые, как их воплощение – Джордж Сорос, поставили всё на Хиллари Клинтон, закончилась.
Что же всё это значит для России? Во-первых, это напоминает властям о том, что за медийным куполом нельзя скрывать откровенный и нелицеприятный разговор о важном. Во-вторых, это означает, что Соединённые Штаты наконец-то освобождаются от ментальных оков холодной войны и готовы смотреть на мир другими глазами. В такой перемене есть и перспектива более здоровых и цивилизованных отношений, и вызов конкурента, готовому к новому технологическому и военному рывку. Во время увеличивающейся глобальной неопределённости, не пора ли и нам, без иллюзий о возвращении прошлого без санкций, задуматься о долгосрочной стратегии инвестиций в наш собственный экономический, геостратегический и человеческий потенциал?
