Встречи на высоком уровне и личное общение лидеров США и России помогут решить насущные проблемы национальной безопасности и предотвратить будущую гонку вооружений и возможные конфликты. Из холодной войны можно извлечь один урок: даже когда двусторонние отношения обостряются, от диалога выигрывают все, считает Эндрю Фаттер, доцент Департамента политики и международных отношений Университета Лестера, Великобритания.
В июне лидеры США и России встретились в Женеве, что стало первым воплощением нового «диалога о стратегической стабильности» между двумя ядерными державами. Диалог, о котором было объявлено после встречи на высшем уровне между президентом США Джо Байденом и президентом России Владимиром Путиным 16 июня, рассматривается как важный первый шаг к развеиванию опасений в области национальной и глобальной безопасности, которые испытывают обе стороны, и как возможная основа для будущих мер по контролю над вооружениями и снижению рисков. Несмотря на то, что ядерные и стратегические дискуссии происходили и во время президентства Дональда Трампа (2017–2021 годы) и что значительные разногласия и проблемы никуда не делись, эта новая инициатива вызывает более позитивные ощущения по сравнению с недавним прошлым.
В самом деле, такая инициатива вряд ли могла бы быть более своевременной, поскольку она появилась после десятилетия ухудшения отношений между США и Россией, недавнего бряцания оружием и агрессивной риторики, а также множества опасений, вызванных разработкой и развёртыванием новых систем вооружений, что может иметь пагубные стратегические последствия. Есть надежда, что подобные встречи на высоком уровне помогут решить самые насущные проблемы национальной безопасности, изучить возможности контроля над вооружениями и предотвратить будущую гонку вооружений и конфликты.
Хотя первый этап переговоров не привёл к каким-либо радикальным прорывам, тот факт, что обе стороны смогли встретиться и начать общение по ряду сложных и деликатных стратегических вопросов, всё-таки имеет значение.
Когда президент США Барак Обама и президент России Дмитрий Медведев подписали новый договор СНВ в апреле 2010 года, сократив развёрнутый стратегический ядерный потенциал обеих сторон до 1550 боеголовок и 700 пусковых установок соответственно, возникло чувство оптимизма в отношении того, что это соглашение может стать первым шагом на пути к новому ядерному разоружению. Главной темой дискуссий, особенно в кругах вашингтонских аналитических центров, стали возможность дальнейшего сокращения запасов ядерного оружия, имеющихся у обеих сторон (которые по-прежнему насчитывают многие тысячи боеголовок), включая развёрнутые и неразвёрнутые установки, и вероятность сокращения и даже ликвидации других ядерных систем, не охваченных новым договором (например, тактическое ядерное оружие меньшей дальности).
Однако в последнее десятилетие отношения между США и Россией постепенно ухудшались, особенно после украинского кризиса 2013–2014 годов. В течение этого периода усилились опасения по поводу разработки и развёртывания новых модернизированных систем ядерного и неядерного оружия с возможными стратегическими последствиями. В 2019 году прекратил своё существование Договор о ракетах средней и меньшей дальности (РСМД), который, по мнению многих аналитиков, существенно снизил ядерную угрозу в Европе на целое поколение; и в какой-то момент казалось, что в 2021 году новому договору СНВ позволят истечь, – а это означало бы, что впервые за пятьдесят лет не будет официального соглашения об ограничении вооружений и режима инспекций между США и Россией / Советским Союзом.
Несомненно, в первой половине 2021 года произошёл ряд позитивных событий: в феврале президенты Байден и Путин договорились продлить новый договор СНВ до 2026 года, что теоретически даёт время для обсуждения дальнейших шагов. На июньском саммите, упомянутом ранее, оба президента сделали символическое, но тем не менее убедительное подтверждение заявления Рейгана – Горбачёва от 1985 года о том, что ядерную войну нельзя выиграть и не следует вести. Тем не менее многие острые и потенциально проблемные вопросы остаются, начиная от кибератак и информационных операций для подрыва политических процессов и стабильности и заканчивая проблемами, создаваемыми новыми разрушительными системами вооружений, не говоря уже о ядерном балансе между двумя странами.
Новые революционные технологические вызовы
Хотя со стороны кажется, что дискуссии о стратегической стабильности затрагивают широкий спектр вопросов, в центре внимания команд Сергея Рябкова (заместитель министра иностранных дел России) и Венди Шерман (заместитель госсекретаря США) будет влияние новых разрушительных технологий, особенно систем, которые могут повлиять на ядерную стабильность. Впрочем, называть эти системы «новыми» не совсем верно: существуют некоторые новые системы и возможности, которые могут по-разному влиять на ситуацию, но многие виды оружия, считающиеся угрозой стратегической стабильности, либо созданы уже давно, либо представляют собой новые версии старых проблем.
Лучший пример – противоракетная оборона. Россия десятилетиями беспокоилась о возможных последствиях стремления США к защите от баллистических ракет, в особенности с тех пор, как США аннулировали Договор по противоракетной обороне (ПРО) в 2002 году. Беспокойство двоякое: во-первых, что США могут быстро расширить существующую систему радаров, спутников и перехватчиков, чтобы обеспечить намного более полный охват и возможности, во-вторых, что это можно сделать одновременно с более тесной интеграцией различных систем, развёрнутых в координации с союзниками по всему миру (и окружающих Россию). Хотя это вряд ли сделает США неуязвимыми для российских ядерных ракет, это может вызвать серьёзные сомнения в умах российских политиков относительно возможности ответить после первого удара (ядерным или неядерным высокоточным оружием). США продолжали продвигать ПРО в течение последнего десятилетия якобы для защиты от других угроз, но в докладе о ПРО за 2019 год администрация Трампа намекнула на разработку защиты от всех потенциальных противников. Этот намёк не прошёл незамеченным в Москве.
Другая проблема – это развёртывание гиперзвукового оружия. Россия, похоже, заинтересована в разработке гиперзвукового оружия в ответ на планы США по ПРО. Причина в том, что гиперзвуковое оружие может маневрировать во время небаллистического полёта, что позволяет ему лучше уклоняться от перехвата, чем ныне существующие ракеты. Но технология гиперзвукового оружия не нова. Многие баллистические ракеты уже летают с гиперзвуковой скоростью. Вдобавок как баллистические, так и крылатые ракеты могут маневрировать и летать по разным траекториям.
Возможно, более важным аспектом является связь между гиперзвуковым оружием и двусмысленностью в отношении боеголовок – является ли запускаемая ракета (баллистическая, гиперзвуковая или крылатая) ядерной или неядерной.
Это, в свою очередь, порождает более серьёзную проблему в отношении планов США по конвенциональным глобальным ударам (особенно в сочетании с ПРО).
Ещё один вопрос, который, вероятно, будет в центре внимания, – это озабоченность по поводу автономных систем ядерного оружия. Ядерные системы уже давно включают в себя элементы искусственного интеллекта и автономности, но российские планы создания автономной торпеды с ядерными боеголовками, известной как «Статус-6» или «Посейдон», очень встревожили США. Российские политики указали на необходимость таких систем для обеспечения надёжного использования средств ядерного сдерживания перед лицом технологических достижений США, но многие эксперты опасаются возможных последствий исключения человеческого фактора из процесса принятия решений.
Речь идёт о широком спектре вопросов – от заявлений США о вмешательстве России в выборы до озабоченности России по поводу планов США по противоракетной обороне, в соответствии с которыми хакеры могут попытаться помешать работе систем ядерного оружия. Интерес в отношении космоса всех ядерных держав, особенно США, и одновременное возобновление интереса к различным типам противоспутникового оружия также представляют собой ещё одну серьёзную проблему для тех, кто заинтересован в предотвращении случайной эскалации и урегулировании кризисов.
Разные приоритеты, но общая цель?
Стратегическая стабильность – расплывчатый термин, который охватывает широкий спектр вопросов. Поэтому неудивительно, что США и Россия имеют разные концепции того, что это означает, и, следовательно, разные приоритеты в отношении вновь зарождающегося диалога о стратегической стабильности. Для России основными ближайшими приоритетами являются ограничение систем ПРО США и их союзников или как минимум повышение прозрачности и включение в диалог всех типов систем вооружений с возможным стратегическим эффектом, как ядерных, так и неядерных. Для США цель состоит в соглашении, которое будет по-прежнему ограничивать развёрнутые ядерные силы России, включая новые стратегические системы доставки, и в идеале в сокращении или даже ограничении большого запаса «тактического ядерного оружия», а также в запрете или минимизации деструктивного политического кибервмешательства. В более широком смысле вполне вероятно, что обе стороны заинтересованы в будущем Договоре о нераспространении ядерного оружия, возможном включении третьих сторон в обсуждение проблематики контроля над вооружениями и продолжающейся работе по предотвращению ядерного терроризма.
Как минимум диалог должен включать обсуждение важных и неотложных вопросов, отражать принципиальную приверженность контролю над вооружениями и потенциально обеспечивать неформальный процесс укрепления доверия.
Немного более оптимистический вариант предполагает, что диалог заложит основу для расширенного и модифицированного нового договора СНВ (после 2026 года), возможно с небольшим сокращением развёрнутых ядерных и/или неразвёрнутых систем и договорённостями о сдерживании развёртывания потенциально дестабилизирующих новых оружейных технологий. Это также может быть увязано с совместной приверженностью другим механизмам построения доверия, прозрачности и кризисного управления.
Ещё более оптимистическим вариантом был бы поиск путей решения проблем, связанных с противоракетной обороной США и российским тактическим ядерным оружием. Могут быть созданы рабочие группы для изучения способов минимизации проблем, создаваемых рядом новых систем вооружений. Речь может идти о мораториях на определённые типы киберопераций, ограничениях или запрете конкретных систем вооружений или целей, о сдержанности в развёртывании гиперзвуковых ракет и ракет двойного назначения, включая автономные платформы доставки ядерного оружия, о большей прозрачности предназначения и возможностей будущих систем ПРО.
Наиболее масштабным (но также и наименее вероятным) исходом выглядит так называемая большая сделка, включающая в себя все типы ядерных и неядерных, наступательных и оборонительных систем стратегических вооружений, развёрнутых обеими сторонами. Это предоставило бы пространство для масштабных сокращений ядерных вооружений, что необходимо для вовлечения других ядерных держав в полноценные глобальные дискуссии по контролю над ядерными вооружениями.
Каким бы ни был результат возобновлённого диалога, возможно, самое важное – это сам факт этих бесед, личное общение. Символическая значимость того, что две ведущие ядерные державы признают угрозы более сложного и, вероятно, более опасного глобального ядерного порядка очень велика, и ни одна из сторон ничего не потеряет, если будет стремиться лучше понять потенциальные опасные точки и определить пути, которые в предстоящие годы могут привести к конфликту и даже к применению ядерного оружия.
