Нагорно-карабахский конфликт стал более медийным, чем когда-либо прежде, что позволяет армянам, азербайджанцам и другим людям по всему миру участвовать в местных событиях в режиме реального времени в обширном пространстве социальных сетей. Даже самые локальные инциденты в отдалённых районах становятся глобализированными медиазрелищами с поляризующими эффектами. Июльские столкновения служат сигналом к тому, что нужно делать больше для диалога и ненасилия, пишет Лоуренс Броерс, программный директор по изучению Кавказа, Conciliation Resources.
В июле 2020 года в результате столкновений в районе международной армяно-азербайджанской границы за несколько дней погибли восемнадцать человек, в том числе мирный житель. Боевые действия положили конец фактическому перемирию, действовавшему с конца 2017 года и впоследствии подтверждённому президентом Ильхамом Алиевым и премьер-министром Николом Пашиняном в Душанбе год спустя. Каждый новый раунд армяно-азербайджанского насилия нарушает хрупкий баланс сил в регионе, предотвращающий новую крупную войну между Арменией и Азербайджаном. В этой статье приведены четыре вывода из последних событий.
Проблемы, не связанные с Нагорным Карабахом, могут стать источниками нового армяно-азербайджанского конфликта
Возможно, самой яркой особенностью июльских столкновений была их географическая локализация: примерно в 200 километрах от эпицентра армяно-азербайджанского антагонизма в Нагорном Карабахе. Они развернулись вдоль официальной границы между Арменией и Азербайджаном, проходящей между северо-западным регионом Армении Тавуш и северо-восточным регионом Азербайджана Товуз.
Хотя ни Армения, ни Азербайджан не оспаривают эту границу, она во многих местах никогда официально не демаркировались. Ничейные земли, образованные нечётко очерченными официальными границами здесь и в Нахичевани, стали ареной для посягательств, поскольку каждая из сторон стремится к тактическому преимуществу. Однако предыдущие мелкие поползновения не приводили к такому крупномасштабному кровопролитию.
Почему это произошло именно в июле, до сих пор не ясно. Похоже, дело было в том, что армянские войска установили новый пост за пределами своей предыдущей линии фактического контроля, но де-юре всё ещё на территории Армении, а азербайджанские силы попытались вернуть всё обратно. Примечательно, что ни одна из сторон не считала возможной деэскалацию ситуации, в которой на карту не были поставлены основные стратегические интересы, связанные с конфликтом в Нагорном Карабахе.
Это может быть связано с тем фактом, что столкновение стало первым испытанием для Николы Пашиняна в реальном военном противостоянии в качестве нового лидера. Его репутация в сфере безопасности неоднократно подвергалась сомнению со стороны «серьёзных людей», связанных с прежним режимом. Их мотивы, конечно, частично заключались в том, чтобы отвлечь внимание от провала в сфере национальной безопасности Армении, который произошёл при их власти, в апреле 2016 года. А для Пашиняна важно было продемонстрировать большую боевую готовность по сравнению с тем, что было четыре года назад.
«Четырёхдневная война» апреля 2016 года стала тактическим успехом для Азербайджана и была воспринята в стране как переломный момент, оправдывающий миллиарды, потраченные на оборону. Поддержание этого настроения могло повлиять на решение Баку в июле 2020 года, но на этот раз эйфории не было. Смерть популярного и широко уважаемого генерал-майора Полада Хашимова, в частности, была встречена гневом общества и массовыми протестами.
Неспособность избежать сползания из незначительного инцидента в серьёзный конфликт – это новая тревожная тенденция, указывающая на растущую «тотализацию» конфликта и его выход за пределы оспариваемого суверенитета непосредственно в Нагорном Карабахе. Таким образом, июльские столкновения служат предупреждением о том, что любой инцидент может стать источником нового армяно-азербайджанского насилия – не обязательно из-за преднамеренной эскалации, но из-за внутренних издержек деэскалации.
Демократических прорывов недостаточно, чтобы изменить долгосрочную динамику милитаризованного соперничества
После армянской «бархатной революции» в апреле – мае 2018 года, когда Никол Пашинян пришёл к власти в результате ненасильственного гражданского восстания, ожидания перезагрузки армяно-азербайджанского мирного процесса возросли.
Для Азербайджана предшественники Пашиняна, уроженцы Карабаха Роберт Кочарян и Серж Саргсян, были связаны с «карабахским кланом», захватившим Армению. Были надежды, что после полного краха доверия между Саргсяном и Алиевым с Пашиняном возможны будут новые отношения.
Однако тогда была недооценена укоренившаяся давняя конкуренция между государствами, которая сохраняется независимо от смены режима. Индия и Пакистан прошли период совместной демократии, но он никогда не длился достаточно долго, чтобы воплотилась в жизнь идея «демократического мира», согласно которой демократические государства избегают насилия в своих отношениях друг против друга.
Более того, движение к демократизации – это моменты повышенного риска возобновления насилия. В контексте слабых институтов существовавший ранее конфликт создаёт стимулы для обращения к эмоциональной силе национализма. Армения и Азербайджан в 1988–1992 годах – хрестоматийные примеры такой динамики, где демократизация и эскалация происходили параллельно.
Бархатная революция в Армении, без сомнения, стала значительным прорывом. Однако двух лет недостаточно для гарантированного перехода к демократии. Напротив, в настоящее время в Армении существует «доминирующая система власти», в которой блок Никола Пашиняна «Мой шаг» является главной силой. Но хотя для «Моего шага» внутри страны почти не существует ограничений, он ещё не похож на институционализированную политическую партию, действующую в рамках стабильной системы сдержек и противовесов. В ожидании более глубокой и устойчивой институционализации демократии в Армении и под постоянным давлением «старой гвардии» популистские националистические проявления остаются весьма соблазнительными.
Более того, даже если демократия в Армении будет сохраняться в течение длительного периода, соперничество между демократическими и авторитарными режимами вполне возможно, как показывают примеры холодной войны, Израиля, арабских государств, Северной и Южной Кореи. Июльские столкновения между Арменией и Азербайджаном доказывают, что нет прямой связи между односторонним демократическим переходом и мирным процессом.
Внешние акторы продолжают призывать к сдержанности, но это нельзя принимать как должное
Через несколько дней после начала эскалации её реальные локальные причины потерялись в потоке комментариев, которые пытались объяснить всё с точки зрения геополитики, газопроводов и великих держав. Волна статей описала последние всплески насилия как результат динамики и решений за пределами Армении или Азербайджана.
Эти высказывания заслоняют более приземлённый вывод: внешние акторы в основном продолжают считать новый крупный армяно-азербайджанский конфликт нежелательным и действуют соответствующим образом. Россия и Иран немедленно предложили посредничество. Глава внешнеполитического ведомства Евросоюза Жозеп Боррель созвал телеконференцию между лидерами двух стран. Соединённые Штаты также призвали к осторожности и сдержанности.
Исключением стала Турция, заявившая о безоговорочной поддержке Азербайджана и пригрозившая Армении наказанием. Это опять же не новость, так как в апреле 2016 года Анкара также заявила о своей поддержке Азербайджана «до самого конца».
Хотя в июле было ощущение дежа вю, есть нюансы, указывающие на новую динамику. Поддержка Анкарой Азербайджана в 2016 году произошла в контексте открытого конфликта с Россией после того, как был сбит российский самолёт у турецко-сирийской границы в ноябре 2015 года. Сейчас Россия и Турция не находятся в открытом конфликте, хотя они поддерживают соперничающие силы в Сирии и в Ливии. Они заключили крупное соглашение о поставках оружия в середине 2019 года и ведут переговоры о новых сделках.
Напористость Турции отражает уверенность, обретённую благодаря боевому опыту, который она получает в трансграничных операциях на Ближнем Востоке с 2016 года. Это также свидетельствует об интересах турецкой военной промышленности, близкой к насыщению внутреннего спроса и нуждающейся в новых клиентах, таких как Азербайджан. Реджеп Тайип Эрдоган также больше, чем когда-либо прежде, полагается на авторитарную форму популистского национализма перед лицом экономического спада.
На фоне ослабевающего интереса Америки и её ухода с Ближнего Востока демонстрация силы в регионе также является симптомом глобального сдвига в сторону более многополярного миропорядка. Это важно для армяно-азербайджанского конфликта, потому что многосторонний подход посредничества ОБСЕ является особым наследием однополярного фактора, характерного для конца XX века. Посреднические усилия ОБСЕ, в частности Основные принципы, основаны на Хельсинкском заключительном акте и либеральных нормах разрешения конфликтов, предусматривающих права, избирательные механизмы и инклюзивность. Этим некогда гегемонистским идеям теперь бросает вызов глобальная многополярность, в которой глобальные и региональные державы практикуют совершенно разные модели разрешения конфликтов.
Россия и Турция – две такие державы. В их случае бряцание оружием вряд ли приведёт к открытой войне. Но региональное соперничество ещё больше подрывает международный порядок, основанный на шатких правилах. Таким образом, июльские столкновения являются напоминанием сторонам о том, что, хотя посторонние не являются движущей силой армяно-азербайджанского конфликта, есть сильные внешние игроки, которые могут извлечь из этого выгоду. Более того, эти державы являются драйверами более авторитарных моделей управления конфликтами, над которыми Армения и Азербайджан имели бы меньший контроль, чем над консенсусной моделью посредничества ОБСЕ.
Глобализация армяно-азербайджанского конфликта вступила в новую пагубную фазу
Раньше было принято считать, что разногласия между армянами и азербайджанцами на Южном Кавказе редко выплёскиваются за пределы региона. Июльские столкновения показали, что эта идея устарела. Армянские и азербайджанские сообщества в России, Европе и США продемонстрировали беспрецедентную степень мобилизации, что привело к дракам, уличным столкновениям, а в некоторых случаях и к десяткам арестов. Чем это объясняется?
Нагорно-карабахский конфликт стал более медийным, чем когда-либо прежде, что позволяет армянам, азербайджанцам и другим людям по всему миру участвовать в местных событиях в режиме реального времени в обширном пространстве социальных сетей. Даже самые локальные инциденты в отдалённых районах становятся глобализированными медиазрелищами с поляризующими эффектами.
Это сочетается с коммунализацией конфликта – политической стратегией по гомогенизации этнической и политической идентичности вокруг соответствующих позиций Армении и Азербайджана по отношению к конфликту. Гомогенизация этнической и политической идентичности вовлекает любого, кто идентифицирует себя как армянин или азербайджанец, и исключает умеренные или нюансированные позиции.
Эти факторы не новы. Тем не менее, похоже, наступил переломный момент, когда эта динамика достигает глобальных сообществ, возможно, за счёт добавления к ним молодых мигрантов из Армении и Азербайджана, недавно получивших образование в среде, где поощряются фобии по отношению друг к другу. «Управление» диаспорами в интересах государства также стало более изощрённым в последние годы.
Склонность диаспор к «дистанционному национализму» неоднократно доказана. Тем не менее у армян и азербайджанцев в диаспоре больше возможностей, чем у их соотечественников на родине, для взаимодействия друг с другом, для мышления постнационалистическими категориями и для выработки отношений иного рода. Июльские столкновения служат сигналом к тому, что нужно делать больше для диалога и ненасилия.
Таким образом, статус-кво, препятствующий новой крупной войне между Арменией и Азербайджаном, сохраняется, но июльские столкновения также демонстрируют новую угрожающую динамику. Это подчёркивает необходимость мер по деэскалации в областях, которые не затрагивают «красные черты» Армении и Азербайджана. Своевременный доклад Международной кризисной группы выявил несколько таких областей в регионе, где произошла июльская эскалация. Это области развития сельского хозяйства, восстановления водной инфраструктуры и обезвреживания мин.
