Раньше Великобритания была символом политической стабильности, и большинство британцев, как и многие другие, всё ещё предпочитают думать о ней именно так. У Соединённого Королевства нет письменной конституции, но её основные принципы обязаны своим происхождением Великой хартии вольностей и с тех пор постоянно совершенствовались на протяжении веков. Были заговоры и восстания, но они проваливались. Были Гражданская война и Революция, но также была и Реставрация. В современной истории ни один захватчик не прорвался через Ла-Манш, и не было никаких военных переворотов. Но после 23 июня 2016 года эту стабильность, по крайней мере в политической сфере, уже трудно воспринимать как должное. Сами основы конституционного строя страны выглядят пошатнувшимися. О причинах происходящего пишет для ru.valdaiclub.com Мэри Дежевски, колумнист газеты The Independent.
За пределами Великобритании может показаться не очень важным, что несколько депутатов вышли из своих политических партий, чтобы присоединиться к новой группе так называемых «независимых». В конце концов, парламентская политика в Великобритании выглядит сейчас крайне непредсказуемой и хаотичной, а в Палате общин более 600 членов, поэтому выход восьми депутатов из оппозиционной Лейбористской партии и трёх депутатов из Консервативной партии вряд ли может представлять собой политическое землетрясение – речь ведь не идёт о больших именах, которые всегда на слуху.
Однако первое впечатление может оказаться обманчивым. Если смотреть в контексте политических потрясений, сопровождающих Brexit, эти дезертирства могут быть очередным признаком того, что политика Великобритании подвергнется ещё большим изменениями.
Однако после 23 июня 2016 года эту стабильность, по крайней мере в политической сфере, уже трудно воспринимать как должное. Сами основы конституционного строя страны выглядят пошатнувшимися. Это происходит по трём различным причинам. Во-первых, стоит вопрос о роли парламента. То, что мы сейчас наблюдаем, стало результатом противоречий между прямой демократией – то есть референдумом – и парламентской демократией. Конфликт между ними является одной из причин, почему премьер-министру так тяжело добиться одобрения парламентским большинством бракоразводной сделки, которую она заключила с Европейским союзом.
Главная проблема заключается в том, что, хотя большинство избирателей по всей Великобритании проголосовали за выход из ЕС, большинство депутатов от всех политических партий предпочли бы остаться. Должны ли они следовать «волеизъявлению народа» или голосовать по собственному усмотрению (как, собственно, и предполагает британская политическая система)? Многие из них искренне не понимают, в чём состоит их долг. Во-вторых, под вопросом единство Соединённого Королевства. Состав Британии не изменялся с момента разделения Ирландии, которое началось с Пасхального восстания 1916 года. В 2014 году Шотландия голосовала на референдуме и отвергла свою независимость с 10-процентным перевесом. Вопрос вроде бы был закрыт.
Однако через два года референдум о выходе из ЕС вновь открыл его, ибо получились смешанные результаты, которых многие так боялись. Шотландия и Северная Ирландия проголосовали за то, чтобы остаться в ЕС, в то время как Англия и Уэльс с небольшим отрывом проголосовали за выход. Теперь проблема не только в том, что граница с Ирландией стала главным камнем преткновения в соглашении с Брюсселем, но и в том, что голосование в Северной Ирландии вновь поставило на повестку дня вопрос об объединённой Ирландии. В связи с перспективой второго референдума о независимости Шотландии также не лишено смысла спросить, не является ли конечной ценой Brexit потеря Северной Ирландии или даже распад Великобритании. Но не только парламентская демократия или целостность Великобритании поколеблены после референдума по Brexit. Теперь, в-третьих, также может поколебаться равновесие между партиями. В этом и заключается значение дезертирств.
Во время первого референдума в Великобритании о членстве в ЕС (Общем рынке) политический ландшафт был другим. Консервативная партия была проевропейской, а лейбористская – антиевропейской. Именно тогда Джереми Корбин, старомодный интернационалист, теперь неожиданно ставший лидером лейбористов, вошёл в национальную политику.
Однако сейчас и лейбористы, и консерваторы расколоты по отношению к ЕС. Депутаты от обеих партий проводили кампанию и за выход из ЕС, и против выхода. В результате в Англии сельские консерваторы и сторонники лейбористов из неблагополучных районов склонны были голосовать за выход, тогда как сторонники обеих партий, живущие в более процветающих и космополитических городских районах, голосовали за то, чтобы остаться. Отношение к ЕС было важнее, чем традиционная приверженность партийной дисциплине.
Некоторые считают, что ещё многие депутаты могут покинуть свои партии. В этом случае новая Независимая группа, как они себя называют, вполне способна вырасти и сформировать ядро новой центристской партии Великобритании. Тогда это может стать началом новой британской политики – с лейбористами на левом фланге, консерваторами, частично поглотившими Партию независимости Соединённого Королевства (UKIP) – на правом, и центристской партией, объединённой с либерал-демократами или действующей самостоятельно. Некоторым более разнообразная партийная система может показаться совсем неплохой вещью, оживляющей политику и порождающей коалиционные правительства в европейском стиле.
Однако говорить так – значит сильно забегать вперёд. Даже в первые несколько дней Независимой группе было трудно найти единую платформу. Их объединяют только центристские и в целом проевропейские взгляды. При этом мажоритарная система голосования (first-past-the-post) мешает новым партиям завоёвывать места в парламенте. Серьёзным предупреждением может служить печальная участь Социал-демократической партии (СДП). Основанная в 1981 году известными лейбористами Дэвидом Оуэном и Ширли Уильямсом, она просуществовала всего семь лет, а потом слилась с Либеральной партией, образовав партию либеральных демократов. Если у неё и осталось наследие, то им стали разве что «новые лейбористы» при Тони Блэре.
И всё же, хотя уходят из двух основных партий пока лишь немногие, силы, породившие Независимую группу, могут оказаться более мощными и устойчивыми, чем те, которые привели к созданию СДП. Отчасти дело в общем политическом климате, который подразумевает разочарование в статус-кво. Кроме того, Brexit продемонстрировал огромные недостатки нынешней партийной системы. На карту поставлена очень большая проблема – Brexit. На референдуме страна была разделена в соотношении 52–48 процентов и, согласно опросам общественного мнения, сегодня ситуация остаётся почти такой же. Но партийная система не отражает это разделение. На последних выборах в 2017 году было невозможно проголосовать за партию, выступающую за или против ЕС, поскольку и лейбористы, и консерваторы были и остаются расколотыми. Это одна из причин, почему голосование в парламенте по «разводной сделке» было таким неубедительным и непредсказуемым и почему Терезе Мэй так трудно получить большинство.
Brexit обнажил конфликты как внутри британской демократии, так и между прямой и парламентской демократией. Он выявил резкие различия в настроениях между автономными регионами, которые рано или поздно могут привести к распаду Великобритании. Ныне это приводит к расколу в традиционных политических партиях. Если этот процесс ускорится, то партийной системе Великобритании в том виде, в котором она существовала на протяжении большей части столетия, скоро придёт конец.
