Практически все государства Центральной Азии имеют основания гордиться внутренней стабильностью и устойчивостью своих институтов. Однако события, аналогичные тому, что произошло в Южном Казахстане, могут легко создать иллюзию хрупкости политических и правоохранительных систем. Эта иллюзия будет порождать опасения у друзей и попытки вмешаться у тех, кто не заинтересован жизненно в региональной безопасности. О миссии Большой Евразии – в материале Тимофея Бордачёва, программного директора Международного дискуссионного клуба «Валдай».
Международная конференция клуба «Валдай», которая проходит в эти дни в Москве, посвящена Ближнему Востоку. Это регион, который уже на протяжении 10 лет охвачен внутренним хаосом и борьбой разных групп интересов местного и внешнего происхождения. Благодаря последовательности своей политики Россия играет на Ближнем Востоке роль, которая многократно превосходит даже влияние там СССР в его лучшие годы. Стёрлись границы прежних колониальных зон влияния, и мирное урегулирование в той же Ливии – это уже не вотчина европейцев, а предмет вовлечения широкого международного сообщества. Постепенно продвигается стабилизация в Сирии, которая несколько лет назад стояла на грани исчезновения как государство. Всё это происходит благодаря ограниченному и политически обусловленному российскому вмешательству.
Однако пример Ближнего Востока – это, скорее, печальный опыт того, как можно выправлять ситуацию тогда, когда безответственность внешних игроков и нестабильность режимов уже завели достаточно далеко. Гораздо лучше, конечно, когда предпосылки для военного урегулирования удаётся предотвратить до их появления. И здесь решающее значение имеет способность тех государств, безопасность которых зависит от положения дел в том или ином непростом регионе. Центральная Евразия – это одновременно регион, важный для России, и место, где она последовательно следует стратегии международного сотрудничества в мирное время.
Недавние драматические события в Казахстане – важный сигнал для России и оценки результатов её политики в Большой Евразии. В первую очередь потому, что под сомнение ставится наиболее важное достижение развития государств Центральной Азии за прошедшие почти 30 лет независимости – устойчивость государственных систем и их сопротивляемость внешним и внутренним вызовам. Одновременно у России, естественно, есть необходимость оценить результаты взаимодействия с Китаем, который 5–7 лет назад рассматривался в качестве важнейшего фактора стабильности в этом большом регионе. Регионе, который является критически важным для обеспечения российской и международной безопасности.
Международное сотрудничество в Большой Евразии уже несколько лет является одним из центральных направлений российской внешней политики и развития внешнеэкономических связей. Можно возразить, что именно за этот период большое количество рабочих контактов и взаимодействий на высшем и высоком политическом уровне глав МИД России происходило не со странами-соседями, а с США, Германией или другими государствами Запада, степень дружественности которых по отношению к России весьма далека от желаемой. Однако такая статистика мало говорит о реальном положении дел. Даже наоборот, чем большего вмешательства на высшем уровне требуют отношения с тем или иным партнёром, тем меньше срабатывают там обычные регулярные механизмы сотрудничества. Так что зашкаливающее количество контактов на уровне руководства МИД – это скорее признак наличия проблем и трудностей, чем показатель интенсивности отношений. В Евразии и Центральной Азии ситуация обстоит именно противоположным образом – объём рабочего взаимодействия на уровне правительств, бизнеса, образования и гражданского общества с Китаем, Казахстаном или другими странами региона намного выше того, что был у России с Западом даже в лучшие для отношений годы.
Масштабы российского вовлечения в дела Большой Евразии и даже некоторой экспертной экзальтации по этому поводу легко объяснить. Это первый опыт во внешней политике России после 1991 года, когда нужно не выступать в качестве ведомого или решать возникающие проблемы, а реализовывать возможность совместного строительства зоны сотрудничества. После продолжительного периода метаний между Западом и Востоком Россия начала в середине этого десятилетия нащупывать собственное стратегическое направление развития и свой регион. В 2015 году Россия и её партнёры по Евразийскому экономическому союзу пригласили Китай подписать Соглашение о сотрудничестве. Китай пошёл на это (в 2018 году документ был подписан), внеся таким образом значительный вклад в обретение ЕАЭС международного лица и легитимности. В 2016 году Россия выступила с инициативой сотрудничества в Большой Евразии, которая может объединить в себе разные региональные проекты и организации в единой сети конструктивного взаимодействия.
Для российской внешней политики всё это стало новым опытом. 400 лет назад Россия пришла в регион Центральной Азии не по своей воле. Она стремилась обезопасить пространство между европейской частью империи и её владениями в Сибири и затем на Дальнем Востоке. Опыт прямого силового контроля над этим регионом принёс России и его народам как выгоды, так и потери. Но распад СССР в 1991 году открыл шанс для нового качества отношений, основанного на уважении суверенитета и связанной с ним ответственности за порядок внутри.
В последние годы Россия впервые для обеспечения своей безопасности сделала ставку не на силу, которой у неё и сейчас достаточно, а на основанное на выгоде международное сотрудничество и интеграцию. Она научилась этому за годы своего диалога с Европейским союзом, который внутри основан на тех же принципах. Наиболее яркий пример – система принятия решений в ЕАЭС, где вопросы решаются на основании единогласия, то есть каждая страна-участница может заблокировать законодательный акт, который ей не выгоден. Страны ЕАЭС одинаково представлены в руководящих органах Союза. Даже в Европе постепенно формируется понимание того, что ЕАЭС – это не «возрождение СССР», а проект, цель которого ускорение экономического развития и укрепление суверенитета стран-участниц.
Сотрудничество с Китаем стало ответом на два вызова. Во-первых, в 2013 году китайским руководством был заявлен амбициозный план трансграничного взаимодействия в рамках стратегии «Один пояс, один путь». Как можно судить по действиям России, здесь он был воспринят в качестве возможности привлечь китайские ресурсы для укрепления экономической стабильности и развития стран Центральной Азии. Во-вторых, по мере усиления Китая неизбежным становится рост подозрительности в отношении его намерений со стороны средних и малых соседей. Участие Китая в многосторонних механизмах может эту подозрительность снизить. И тем самым сократить возможности влияния на безопасность в Евразии тех игроков, для которых она не связана напрямую с национальной безопасностью. В первую очередь таких, как США, но также и таких, как Европа.
Однако сейчас, по прошествии семи лет, время оценивать дела. И здесь результаты взаимодействия Китая с государствами Центральной Азии могут стать объектом критики со стороны даже дружественно настроенных наблюдателей. По меньшей мере, количество рабочих мест в странах Центральной Азии пока несравнимо с ростом там антикитайских настроений. Незаметно и качественных сдвигов в развитии региональной инфраструктуры. Сейчас руководство Китая озабочено серьёзными внутренними проблемами, в первую очередь – эпидемией коронавируса. Но экономическое могущество Китая серьёзно не пострадает, и уже в ближайшие годы России, КНР и странам Центральной Азии будет необходимо вернуться к разговору о совместных проектах развития в регионе Центральной Евразии.
Это развитие необходимо для безопасности стран, границы которых – в 300 километрах от индустриальных центров России в Западной Сибири и на Южном Урале. Практически все государства Центральной Азии имеют основания гордиться внутренней стабильностью и устойчивостью своих институтов. Это безусловное достижение их руководителей за последние почти 30 лет. Однако события, аналогичные тому, что произошло в Южном Казахстане, могут легко создать иллюзию хрупкости политических и правоохранительных систем. Эта иллюзия будет порождать опасения у друзей и попытки вмешаться у тех, кто не заинтересован жизненно в региональной безопасности. В первую очередь для стран региона важно сохранить межнациональный мир и защищённость от проникновения разрушительных политических идей и концепций.
