Государства Большой Евразии разделяют значительное количество общих интересов, хотя взгляды на такие базовые категории, как суверенитет и легитимность государственного управления, между «основной Евразией» и её западной периферией существенно различаются, пишет программный директор клуба «Валдай» Тимофей Бордачёв. Это противоречие необходимо вписывать в общую систему отношений в области безопасности. В противном случае то, что сейчас выглядит как простая демонстрация флага сможет привести к серьёзным конфликтам.
В середине прошлого месяца несколько военных кораблей Китая впервые зашли в акваторию Балтийского моря для совместных с российским флотом учений. Официально целью учений была отработка взаимодействия в целях обеспечения безопасности перевозки морских грузов в рамках транспортных коридоров Экономического пояса Шёлкового пути (ЭПШП). Годом ранее, в сентябре 2016 года, группа российских военных кораблей участвовала в совместных с китайскими моряками учениях в Южно-Китайском море.
Таким образом, китайско-российское военное сотрудничество окончательно вышло за рамки непосредственной географической периферии этих стран. Оба события делают очевидной необходимость нового подхода к тому, как мы видим международную безопасность в Евразии.
Большинство наблюдателей, в первую очередь – на Западе, истолковали и то и другое событие, как простую демонстрацию Москвой и Пекином поддержки друг друга на наиболее конфликтных направлениях. Мероприятия в чистом виде дипломатические и не имеющие серьёзного значения в системном отношении. Вместе с тем эти события стали яркой иллюстрацией того, что в современном мире проблемы безопасности уже не имеет смысла обсуждать только на местном или же сразу глобальном уровне. Ни один из конфликтов не остаётся уже исключительно двусторонним, либо замкнутым по своему влиянию на один конкретный регион. Соответственно, должны совершенствоваться международные механизмы и институты для предотвращения этих конфликтов или их урегулирования в том случае, если первое потерпело неудачу.
Прежде всего в обсуждении нуждается вопрос – необходимо ли стремиться к максимальной локализации форматов обсуждения проблем безопасности или нужно наоборот – максимально стремиться к их рассмотрению с участием всех потенциально заинтересованных сторон? Думается, что в современных условиях локализация уже невозможна. Поэтому смысл имеет вести разговор в первую очередь о пределах расширения числа заинтересованных сторон и критериях их вовлечения. Здесь важными категориями могли бы быть объёмы реальных – экономических и политических – интересов, а также присутствие особых отношений с непосредственными участниками конфликта.
В какой степени конфликт между Россией и Западом, формально начавшийся после переворота на Украине, затрагивает интересы Китая или любой другой крупной державы Евразии? Напрямую – в незначительной. Но в более широком смысле и долгосрочной перспективе – крайне серьёзно. Поскольку влияет на потенциал реализации важнейших китайских инициатив, участие в которых как России, так и стран Запада одновременно является необходимым. Так, например, паралич взаимодействия между Россией и такими странами НАТО, как Польша, после 2014 года является уже прямым препятствием для совершенствования системы транспортно-логистических коридоров, которые должны соединить китайский, казахстанский, российский и западноевропейский рынки. Польская сторона по политическим причинам отказывается от участия в проектах, в которые должна быть вовлечена Россия. Отдельные представители стран Восточной Европы настаивают на развитии коридоров в обход России – через Казахстан, Каспийское и Черное моря. Но экономически такие проекты являются практически бессмысленными. В первую очередь вследствие многократного повышения цены транспортировки грузов. В долгосрочной перспективе качество отношений России с европейскими странами может оказать существенное влияние на то, получат ли серьёзное практическое развитие китайские планы по сопряжению в Евразии.
А кроме того конфликт России и Запада в принципе создаёт дополнительную напряжённость в международной среде. Китай в такой напряжённости совершенно не заинтересован, поскольку объективно стремится и далее «копить силы». Хотя вторая часть этой формулы Дэн Сяопина – «держаться в тени» – уже гораздо менее актуальна, Пекин, как считают авторитетные наблюдатели, прекрасно осознаёт, что время всё равно на его стороне. И чем дальше по времени будет отложено прямое столкновение с США, тем больше шансов его выиграть, либо вообще добиться своих стратегических целей без прямой конфронтации. Однако Россия является единственной значительной крупной державой, отношения которой с Китаем можно охарактеризовать как откровенно дружеские. Такого не скажешь, например, о такой крупной и обладающей ядерным оружием соседке Китая, как Индия.
Это, а также уникальный характер отношений между руководителями Китая и России, определили ту помощь, которую Пекин оказал Москве в непростые для нее 2014 – 2016 годы. Поэтому Китай может считаться стороной, которая от конфликта России и Запада выиграла, однако стоит отметить, что эта сторона была крайне заинтересована в разрешении данного конфликта. То же самое, кстати, можно сказать о таких значимых странах, как Япония или Южная Корея. Оба государства не хотят продолжения или эскалации конфликта вокруг Украины, поскольку он напрямую угрожает их инвестиционным планам в России. Почему эти страны никак не участвуют в обсуждении вопросов европейской безопасности?
Равным образом и конфликты вокруг Корейского полуострова или в Южно-Китайском море напрямую могут затрагивать российские интересы в области безопасности. В первую очередь потому, что каждое обострение здесь ведёт к дискуссиям о перенастройке двусторонних отношений России и Китая. События весны 2017 года показали, что новая администрация США будет проводить в отношении Китая более провокационную политику. Пытаться давить и шантажировать Пекин по любому поводу. Хотя пока такая тактика и не приносит результатов, но она актуализирует для китайской дипломатии вопрос о необходимости формального союза между Китаем и Россией. Москва в таком формальном союзе вряд ли заинтересована, поскольку он не является для неё вопросом обеспечения национальной безопасности. При этом не стоит забывать о том, что Россия – значимый участник международного дипломатического процесса по северокорейской ракетно-ядерной проблеме. В июле 2017 года она даже выступила с совместными с Китаем предложениями. Почему Китай никак не вовлечён в обсуждение проблемы Донбасса и невыполнения Киевом Минских соглашений 2015 года?
Однако есть и более глубокие причины, которые делают существующие системы региональной безопасности устаревшими. Во-первых, возникающие и постоянно укрепляющиеся взаимозависимости имеют уже не только региональный или глобальный характер. Одной из отличительных черт нашего времени становится постепенное формирование макрорегионов – больших, чем традиционные регионы, но всё-таки относительно локализованных в глобальном масштабе. В первую очередь речь должна идти об Азиатско-Тихоокеанском и Евразийском макрорегионах. Такие интеграционные инициативы, как Евразийская интеграция, Региональное всеобъемлющее экономическое партнёрство, инициатива сообщества Большой Евразии и даже – замороженное, впрочем, пока – Транстихоокеанское торговое партнёрство – все они указывают на значительное укрупнение тех экономических и отчасти политических сообществ, с которыми мы имеем дело в регионе.
В какой-то степени предтечей наблюдаемых в Азии и Евразии процессов была, как это ни странно, политика соседства, предложенная Евросоюзом странам к югу и востоку от него после расширения 2004 – 2007 годов. Однако между данной инициативой и возникающими в наши дни концепциями и форматами совместного развития в Евразии существует принципиальная разница. В основе «политики соседства» лежала совершенно порочная идея о так называемой «Европе концентрических кругов». Эта идея возникла в 1990 годы как ответ на вопрос о том, как структурировать отношения с теми соседями ЕС, вступление которых в Союз невозможно. Предполагалось, что решающим критерием участия той или иной страны, будь то государства Магриба, Ближнего Востока или Восточной Европы, станет качество их отношений с «ядром» – Европейским союзом. То есть такие отношения не предполагали даже гипотетического равенства, должны были стать сугубо вертикальными и основанными на нормативной субординации периферии по отношению к центру.
Этот проект провалился в своей изначальной функции. Он оказался абсолютно неуспешен как инструмент, который позволит избежать конфронтации и направить усилия на достижение целей развития на пространстве от Марракеша до Владивостока. По признанию одного из авторов политики «соседства», бывшего шведского премьера и министра иностранных дел Карла Бильдта, «мы хотели вокруг ЕС кольцо друзей, а получили кольцо огня». Крупнейшими достижениями «партнёрства» стала серия ни к чему не обязывающих соглашений с Арменией и Казахстаном, а также силовой захват Украины через поддержку там националистического государственного переворота зимой 2013 – 2014 годов. Который, напомним, привёл к потере этой страной части территории и жестокой гражданской войне.
Но даже с учётом того, что Евросоюзу удалось оторвать Украину от России, ценность данного приобретения остаётся под вопросом. Нет сомнений в том, что украинские власти будут последовательно ставить вопрос о перспективе вступления их страны в ЕС. Это будет вести к многочисленным проблемам и дискуссиям между Киевом и европейскими столицами. Что в свою очередь указывает на важнейшую проблему внешней политики Евросоюза – в тех случаях, когда он не может предложить своим клиентам перспективу членства, его влияние на них становится ограниченным. Опыт отношений с Турцией говорит совершенно о том же. Как только возможность вступления страны в ЕС стала окончательно иллюзорной, влияние Брюсселя на Анкару резко сократилось.
Таким образом, в случае с политикой построения широких сообществ силами ЕС мы видим пример очевидных системных ошибок, продиктованных историей и природой отношений европейских колониальных держав с окружающим миром. Так макрорегиональное сообщество не построить. То, что виделось 20 лет назад как зона всеобщего относительного развития под «мудрым патронажем» Европы, превратилось в кровоточащее пространство, состоящее из осколков стран и государств, терзаемых серьёзными внутренними конфликтами. Более того, начал съёживаться сам Евросоюз, переговоры о выходе из которого начала Великобритания. Отметим, кстати, что отложенное пока на полку Транстихоокеанское торговое партнёрство было по замыслу гораздо более равноправным для всех игроков, не основывалось на политическом доминировании одного центра и формально предполагало равную выгоду для всех.
Новые партнёрства в Азии и Евразии формируются по совершенно иным принципам, центральным из которых должен стать демократизм. Причина здесь в том числе – и отсутствие явного доминирующего лидера. Лидера, который был бы способен и стремился предложить другим модель унифицированного и отцентрованного на него развития.
Иногда в попытках проведения такой стратегии упрекают Китай. Многими наблюдателями на Западе и в Азии инициативы, которые предложил на саммите «Один пояс, один путь» в мае 2017 года глава КНР истолковывались как якобы отражающие желание построить китаецентричную систему отношений в Азии и Евразии. Однако такие упреки видятся абсолютно необоснованными. Тому есть несколько причин.
Во-первых, у КНР нет исторического опыта построения формализованных однополярных структур межгосударственного взаимодействия. Спору нет, инициатива «Одного пояса, одного пути» может гипотетически рассматриваться как современное, цивилизованное и выгодное для всех издание традиционной политики Китая в отношении своих соседей. Но в этом случае круг участников такого союза будет неизбежно ограничен весьма узкой группой государств.
Во-вторых, в Евразии, кроме Китая, присутствуют по меньшей мере три игрока, которые имеют важнейшее значение для перспектив реализации китайских инициатив, но не могут быть младшими партнёрами. Это военная сверхдержава Россия, колоссальная по своим масштабам Индия и решительный Иран. И, наконец, сам Китай, конечно, не может быть заинтересован в дальнейшей антагонизации по отношению к себе со стороны малых и средних стран Азии и Евразии. Такой антагонизацией немедленно воспользуются внерегиональные игроки, что приведёт к параличу китайских инициатив в сфере сотрудничества и развития.
Конечно, то, насколько удастся погрузить мощь Китая в Большую Евразию, будет оставаться важным вопросом. Опыт Германии, растущее могущество которой после объединения погрузил в европейскую интеграцию покойный канцлер Гельмут Коль, является неоднозначным. Сначала последствия этого решения были положительными. Однако при канцлере Ангеле Меркель германские политики, очевидно, пожертвовали развитием всей Европы в пользу развития именно их страны. Германия стала главным получателем выгоды от европейской интеграции, что сказывается на доверии к ней других стран ЕС и стабильности всей конструкции. Видимо, в долгосрочной перспективе, если германское лидерство в его нынешнем виде продолжится, то оно приведёт к частичному осыпанию ЕС. Поэтому опыт взаимодействия Германии и других стран ЕС последние 20 лет также нуждается в глубоком изучении. И этот опыт говорит о необходимости крайне внимательно относиться к вопросу о роли объективно наиболее мощного в экономическом отношении игрока при создании макрорегиональных партнёрств.
Выдвижение в 2016 году российской инициативы сообщества Большой Евразии нацелено именно на снятие причин для опасений такого плана. Целью России является создание такой международной среды, в которой энергия Китая будет направлена на решение задач развития – как его самого, так и других государств. Важнейшей предпосылкой здесь является создание условий для максимально равноправного и демократического участия всех заинтересованных стран, безусловного уважения суверенитета. Кроме того, такое сообщество не должно быть формально ограничено неким географическим пространством. Не должно вестись дискуссии о том, что есть Евразия на пространстве от Атлантики до Южно-Китайского моря, а что – нет. Такая дискуссия применительно к понятию Европа, напомним, уже годами отравляет отношения между Россией и странами к западу от неё. Именно поэтому вопрос об исключении государств Восточной и Западной Европы, в том числе входящих в Европейский союз, из числа важных евразийских партнёров никем не ставится. Европейские страны – важнейший источник инвестиций, технологий и торговый партнёр для России, Китая и других стран «основной Евразии».
Таким образом, уже сейчас совершенно очевидно, что Большая Евразия и АТР приобретают черты взаимосвязанных макрорегионов, бо́льших, чем Европа, Азия или «основная Евразия» взятые по отдельности. При этом Большая Евразия является географически более локализуемым пространством. В ней нет непосредственного физического присутствия территорий государств, отделённых от основной суши мировым океаном. Она ограничена на Востоке, Западе, Севере и Юге четырьмя океанами – Северным Ледовитым, Атлантическим, Тихим и Индийским. Большая Евразия внутри себя связана развивающимися транспортно-логистическими коридорами «Восток – Запад и «Север – Юг», среди которых одним из важнейших является российская Транссибирская железная дорога. По периферии Большая Евразия опутана сетью морских торговых путей, которые, как показывают расчёты, будут в обозримой перспективе наиболее выгодными для транспортировки основных товаров, производимых в Азии. Хотя укрепление производственной базы в центре континента должно будет вести к постепенному насыщению и сухопутных коридоров.
Но есть одна существенная проблема. В Евразии нет ни одной площадки даже для обсуждения вопросов макрорегиональной безопасности. Существующее ОБСЕ включает в себя Западную и Восточную Европу, пространство бывшего СССР, но обходит Иран, Монголию, Афганистан, Пакистан, Индию или Республику Корея. Включает в себя, например, Великобританию, но не Японию, США и Канаду, но не включает Китай. Возникает очевидный вакуум международных институтов в сфере безопасности. Ликвидации этого вакуума может способствовать реформа того, что сейчас называется ОБСЕ.
Эта организация является, помимо НАТО, одним из очевидных пережитков и реликтов холодной войны. Инструментально её предтеча – Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе – создавалась как способ достижения дипломатических целей именно того времени. Для СССР это была цель заключить со странами Запада своего рода «мирное соглашение» о нерушимости границ после Второй мировой войны. Для Запада – средством подцепить СССР на крючок так называемой «третьей корзины» и сделать обсуждение внутриполитических вопросов частью дипломатического диалога. СССР исчез в 1991 году, но страны Запада продолжают использовать ОБСЕ для попыток вмешательства во внутренние дела своих партнёров. Кроме того, ЕС и США монополизируют повестку ОБСЕ, предотвращая серьёзное обсуждение тех вопросов, которые им не интересны. Это уже привело к деградации ОБСЕ и потере участия в ней смысла для таких важных игроков, как, например, Россия.
Поэтому ОБСЕ, очевидно, исчерпала свой потенциал и должна быть принесена в жертву новым стратегическим обстоятельствам, складывающимся в наши дни. В первую очередь – формированию макрорегиона Большой Евразии, как обширного пространства пересекающихся интересов в сфере международной экономики и политики. Изучив позитивный и особенно негативный опыт ОБСЕ, имеет смысл инициировать создание нового международного института безопасности в Большой Евразии. С участием максимального количества государств этого макрорегиона. Для России участие в институте региональной безопасности Китая, Ирана, Индии и других может стать важным активом внешней политики.
Почти двести лет назад канцлер Австрийской империи Клеменс Меттерних писал, что в реальности любое государство уже не может рассматривать свою безопасность в отрыве от безопасности остальных. Государства Большой Евразии разделяют значительное количество общих интересов, хотя взгляды на такие базовые категории, как суверенитет и легитимность государственного управления между «основной Евразией» и её западной периферией, существенно различаются. Это противоречие необходимо вписывать в общую систему отношений в области безопасности. В противном случае то, что сейчас выглядит как простая демонстрация флага сможет привести к серьёзным конфликтам.
