Несмотря на объявленные на последнем саммите НАТО амбициозные планы на будущее, представляется, что прошедшее мероприятие – маркер завершения периода безусловного сплочения евроатлантического сообщества вокруг «российской угрозы» и очень скоро союзники вновь столкнутся с экзистенциальным: «А зачем мы?», полагает Юлия Мельникова, программный менеджер РСМД.
Саммит Североатлантического альянса – традиционно одно из последних событий весеннего политического сезона в Европе. В конце июня – начале июля союзники сверяют часы по итогам первой половины года и фиксируют договорённости на будущее. С 2022 года саммиты НАТО богаты на новости: после двенадцатилетнего перерыва обновлена Стратегическая концепция альянса, согласованы несколько пакетов помощи Украине, налажено регулярное взаимодействие с союзниками в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Показательно, что юбилейная 75-я встреча лидеров стран блока в 2024 году в Вашингтоне длилась три дня и завершилась обстоятельным совместным заявлением, преимущественно антироссийского содержания, дополненным Планом долгосрочной поддержки Украины.
76-й саммит НАТО в Гааге, на родине нового генерального секретаря Марка Рютте, напротив, стал одним из наиболее лаконичных в истории блока после холодной войны: один день заседаний и пять пунктов итоговой декларации, два с половиной из которых практически не несут смысловой нагрузки. Оценки произошедшего в экспертной среде разделились: кто-то говорит о том, что это наглядный пример того, что позиция альянса сводится к интересам США, кто-то называет саммит вполне рабочим и потому продуктивным, кто-то вспоминает о давно анонсированной «смерти мозга» НАТО.
В связи с этим возникает вопрос, имеет ли очередная встреча Североатлантического альянса самостоятельное значение и можно ли на основе принятых на ней решений сделать предварительные выводы о траектории движения НАТО в новой пятилетке. Несмотря на объявленные амбициозные планы на будущее, представляется, что саммит 2025 года – маркер завершения периода безусловного сплочения евроатлантического сообщества вокруг «российской угрозы» и очень скоро союзники вновь столкнутся с экзистенциальным: «А зачем мы?».
С точки зрения формальных договорённостей саммит НАТО 2025 года действительно можно считать историческим: в совместной декларации зафиксировано решение о повышении к 2035 году расходов на оборону до 5 процентов ВВП, из которых 3,5 процента – непосредственные траты на поддержание обороноспособности, а ещё 1,5 процента – инвестиции в военную инфраструктуру и оборонную промышленность. Союзники обязались ежегодно отчитываться о выполнении этих показателей, а первая комплексная проверка назначена на 2029 год. Видимая краткость итогового документа при этом не должна сбивать с толку – его дополняет принятый в феврале 2025 года, но опубликованный в ходе саммита Обновлённый план развития оборонной промышленности, заменивший согласованный на саммите в Вильнюсе документ 2023 года и конкретизировавший задачи в рамках трёх направлений совершенствования оборонного комплекса альянса.
Первое направление – агрегирование спроса на обновление оборонных возможностей – предполагает налаживание многостороннего сотрудничества в области госзакупок вооружений на основе пересмотра национальных стратегий развития ВПК. Второе направление – наращивание оборонных производств и повышение обороноспособности – строится на оценке текущего состояния оборонной промышленности стран альянса в условиях военного и мирного времени, чтобы привести его в соответствие с новыми целевыми показателями и обеспечить безопасности производственных цепочек в НАТО. Площадкой для этой работы должна стать Комиссия по производству оборонных вооружений (Defence Industrial Production Board, DIPB), созданная в конце 2023 года. Особую важность для реализации третьего направления – стандартизации и повышения взаимодополняемости ВПК стран НАТО – приобретает координация развития оборонных комплексов с ЕС, а также с партнёрами по диалогу – Украиной, Австралией, Японией, Новой Зеландией и Республикой Корея.
На полях основной программы состоялись форумы для представителей оборонной промышленности и гражданского общества. Их работа была направлена непосредственно на обсуждение Обновлённого плана и путей достижения новых целевых показателей. На первой площадке, предоставленной министерством обороны и министерством иностранных дел Нидерландов совместно с Конфедерацией промышленников и работодателей, обсуждались способы наращивания качественных оборонительных и наступательных возможностей НАТО. Рекомендации, в сущности, повторяют положения официального документа и включают в себя в том числе привлечение точечных государственных и частных инвестиций в ВПК, заключение долгосрочных контрактов на поставки и производство, повышение инновационности и технологичности военно-промышленных систем, включая технологии двойного назначения. Общественный форум НАТО выполнил функции разъяснения текущей политики альянса широкой аудитории и коррекции планов на будущее с учётом мнений и предложений различных заинтересованных сторон на «втором треке» одновременно.
Помимо этого, в программу саммита вошли встреча министров обороны стран альянса, заседание Совета Украина – НАТО и встречи генерального секретаря с президентом Украины и руководством ЕС, лидерами Франции, Германии, Италии, Польши и Великобритании, а также с азиатскими партнёрами. Лидеры стран альянса также провели ряд двусторонних и многосторонних переговоров между собой, в том числе по вопросу урегулирования ситуации на Ближнем Востоке. На уровне дискурса внимание СМИ привлекла несколько сниженная эмоциональность в отношении России и украинского сюжета как такового. Например, на итоговой пресс-конференции Рютте заявил, что НАТО делает это для защиты от любых угроз, будь то Россия, проблема терроризма и кибертерроризма или стратегическая конкуренция как таковая.
Как представляется, 76-й саммит альянса отражает стремление руководства блока избежать обострения разногласий как между европейскими союзниками, так и между ними и США и при этом рутинизировать подготовку к новому пятилетнему периоду. Скромная, на первый взгляд, архитектура встречи в этом смысле достаточно рациональна и соответствует моменту. Апелляция к бюрократическому и экономическому измерению взаимозависимости в Евроатлантическом регионе позволяет руководству НАТО решить как минимум две задачи в условиях нестабильности.
Во-первых, сохранение «российской угрозы» позволяет НАТО и Соединённым Штатам попытаться использовать момент, чтобы гарантировать стабильность финансирования блока на период по завершении конфликта вокруг Украины. Повышение расходов на оборону европейскими союзниками с 1970-х годов артикулировалось Вашингтоном в качестве центральной проблемы альянса. На саммите в Риге в 2006 году была выдвинута планка в 2 процента ВВП, 20 процентов из которых должны приходиться на инвестиции в новейшие технологии и разработки. Проблема обострилась в период первого президентского срока Дональда Трампа, поскольку во второй половине 2010-х годов только пять или шесть стран НАТО соответствовали этому показателю. Даже по состоянию на начало 2025 год восемь союзников не выполняли эти требования. Повышение планки до 5 процентов ВВП к 2035 году и поиск экономических механизмов воплощения этих амбиций в жизнь – это попытка «перелива» инерции текущего конфликта в долгосрочные инвестиции в коллективную оборону, даже если в действительности пятипроцентный показатель не будет достигнут.
Во-вторых, не менее важно для США и НАТО использовать рост готовности европейских стран развивать собственные оборонные комплексы для предотвращения раскоординации между США и Европой в будущем. Возвращение Трампа в Белый дом сформировало парадоксальную ситуацию: с одной стороны, ЕС стремится усилить обороноспособность в рамках курса на «стратегическую автономию» на случай нового кризиса в евроатлантических отношениях; с другой стороны, Брюссель не заинтересован в прекращении поддержки Украины со стороны США, поэтому развитие ОПБО ЕС позиционируется, в отличие от 2010-х годов, как дополнение к НАТО, а не альтернатива ей. Не случайно заявления европейских лидеров, в том числе по вопросу конфликта вокруг Украины, сегодня более резкие, чем американские. Так, в совместной публикации в Financial Times канцлер Германии Фридрих Мерц и президент Франции Эммануэль Макрон заверили в поддержке трансатлантического единства именно как основы для сдерживания России. Мерц отдельно осудил российские действия на Украине, заявив о «новой решимости» Германии к укреплению национальной обороноспособности.
Подобная риторика европейских стран развивает положения как принятого в 2022 году Стратегического компаса ЕС, так и новых программ Евросоюза по укреплению обороноспособности – плана «Готовность 2030», предполагающего выделение 800 миллиардов евро из бюджета ЕС на оборонные нужды, Европейской программы оборонной промышленности (European Defence Industry Programme, EDIP) и программы кредитования ВПК «Действия для безопасности Европы» (Security Action for Europe, SAFE) с бюджетом в 150 миллиардов евро. Все они подчёркивают развитие оборонных возможностей ЕС как европейской опоры НАТО. Во второй половине 2025 года председательство в Совете ЕС переходит к Дании, не только выступающей в поддержку общеевропейских оборонных инициатив, но и оказывающей последовательную индивидуальную поддержку Украине. В частности, на полях саммита НАТО премьер-министр Дании Мете Фредериксен и украинский лидер Владимир Зеленский обсудили возможность совместного производства вооружений на территории королевства – беспрецедентный шаг для обоих участников сделки. Соответственно, для Североатлантического альянса как многосторонней организации и, в сущности, бюрократической структуры, хотя и с сильным политико-идеологическим импульсом, наиболее важную задачу сегодня представляет транспонирование текущих настроений союзников в большие инвестиции в общую оборону на случай изменения стратегической обстановки в будущем.
Вместе с тем именно стратегическая обстановка в будущем – наиболее интересная переменная для прогнозирования дальнейшей деятельности НАТО. Поскольку первый обзор соответствия расходов союзников на оборону новым целевым показателям назначен на 2029 года, можно сделать вывод, что в альянсе исходят из того, что актуальность повышенной военной готовности, прежде всего к отражению «российской угрозы», сохранится. Если конфликт вокруг Украины не будет преодолён или будет заморожен, поддерживать темпы увеличения военных расходов будет проще. Однако воссозданная вокруг сдерживания России идентичность НАТО как регионального блока с позиционной военной структурой не может быть жизнеспособной в других условиях. Если альянс столкнётся с вызовами иного характера, понадобятся уже другие аргументы для легитимации совместных действий.
При этом поиски альтернативной модели совместного существования и функционирования блока с конца 1990-х годов обнаружили, что сплочение союзников вокруг более масштабных целей, чем сдерживание ближайшего соседа, возможно лишь до определённого предела: операции на Балканах поддерживали большинство союзников, операцию в Афганистане – тоже, в Ираке энтузиастов интервенции стало меньше, в Ливии и Сирии – ещё меньше. В качестве очередного долгосрочного вызова для НАТО с начала 2020-х годов конструировался Китай, на противостояние с которым, безусловно, направлено поддержание сети союзников НАТО в АТР. В текущих условиях китайский вызов отошёл на второй план, однако готовность европейских стран сохранять высокий уровень военных расходов и перестраивать военные механизмы в блоке для сдерживания КНР отнюдь не гарантирована. Уже сейчас на полях саммита было заключено соглашение с Испанией о том, что она будет исключена из нормативов НАТО и будет стремиться поддерживать оборонные расходы на уровне 2 процентов ВВП. По мере исчезновения непосредственной угрозы подобных прецедентов может становиться всё больше.
Таким образом, скромный саммит НАТО 2025 года не свидетельствует об углублении кризисных тенденций в альянсе, но отражает стремление его руководства использовать эффект от сохраняющихся внешних вызовов и изменений внутренней динамики в НАТО после возвращения в Белый дом Трампа для сохранения институциональной инерции в блоке. По этой причине все политические акценты последнего времени – и «российская угроза», и поддержка Украины, и координация с союзниками в Азии – по-прежнему присутствуют в общем дискурсе, но на какое-то время становятся фоном для закрепления функциональных инструментов поддержания общности – наращивания усилий по стандартизации, установления нормативов и механизмов контроля их выполнения. Эти действия будут способствовать краткосрочному поддержанию сплочённости стран НАТО вокруг «российской угрозы» и могут создать базу для дальнейших совместных действий. Однако при изменении стратегической обстановки их эффективность снизится, поскольку обосновать в качестве общего вызова сдерживание, например, Китая будет существенно сложнее.
