Времена великой путаницы: к вопросу о понятиях, в которых мы осмысляем мир

События всей человеческой истории вплоть до наших дней показывают, сколь часто и сколь трагично люди ошибаются, совершают действия, которые приводят к катастрофическим последствиям. И особенно опасно, что растущая технологическая мощь цивилизации многократно усиливает последствия возможных катастроф, вплоть до гибели самой цивилизации, всё это породившей.

Можно очень долго рассуждать о причинах исторических ошибок, о слепоте и эгоистичности или, наоборот, о мудрости и благородстве тех, кто принимает те или иные решения, но, на мой взгляд, самое важное понять, а в какой системе координат, в какой системе ценностей осуществляется человеческое действие. Хотя бы потому, что подавляющее число решений являются следствием рассуждений, подчиняются известной логике. Вопрос в том, что это за логика? В какой степени она опирается на реальное знание мира, а в какой – на умозрительные представления о нём?

Если посмотреть на человеческую историю, то, как правило, политические действия объясняются стремлением достичь блага для большинства людей. Под благом, правда, понимались и понимаются разные вещи. Тут и спасение души с помощью истинной веры, тут и свобода, в том числе и вероисповедания, тут и простое процветание, и защита от врагов, и многое, многое другое. В последнее время мейнстрим – развиваемый преимущественно в так называемых странах Запада, но, конечно, не только – трактования блага опирается на гуманистические ценности, связанные с правами человека, и на противопоставление демократии и авторитаризма и/или тоталитаризма. Предполагается, что при демократии люди сами принимают решения, находят баланс интересов, живут в правовой системе, защищающей всех, – и вообще качество их жизни более или менее равномерно улучшается. Так что всем становится лучше и лучше. Авторитаризм, согласно тому же мейнстриму, ограничивает людей, делает их жертвами произвола, игрушками в руках властей. И в этом смысле цель исторического развития – утверждение демократии повсюду.

Конечно же, такой подход довольно сильно упрощает действительность. Можно привести примеры удивительно успешных монархов и найти демократии, при которых жить практически невозможно. Но существо проблемы не в этом. А в том, насколько мы можем понять, как всё-таки реально устроен мир и что в действительности людям нужно. А для такого понимания необходима верная система координат, система терминов, которые – при обсуждении происходящего в мире – мы будем понимать примерно одинаково. В общем, нам стоит говорить, на мой взгляд, о двух вещах – о системах ценностей, отвечающих интересам людей, и о политических системах, наиболее приспособленных к установлению и поддержанию этих ценностей. Не исключено, кстати, что уж совсем унифицировать человечество не удастся. В конце концов, если кому-то нравится жизнь охотников и собирателей, то вовсе не факт, что им стоит это запрещать.

Джорджо Агамбен в книге «Opus Dei. Археология службы» пишет, что «история того или иного термина часто совпадает с историей его переводов или его употребления при переводах».

Поэтому повторю: на мой взгляд, многие проблемы сегодняшнего мира связаны с дурным пониманием происходящего. И прежде всего – с нашей способностью верно описывать, верно понимать политическую организацию современного мира. Не просто называть одни страны демократическими, а другие – авторитарными, а описать их политическую (и социальную) жизнь на более или менее точном политическом языке. Иначе нам будет трудно найти взаимопонимание. Мы просто не сможем обсуждать реальные проблемы.

Пока же мы живём в мире путаных дефиниций. Как, в самом деле, мы различим демократию и авторитаризм? Это не праздный вопрос. Как не стоит считать праздным и вопрос о том, почему считается, что автократия хуже демократии.

Надо понимать, что исторические формы человеческого общежития изменчивы. Уже упомянутые охотники-собиратели обходились безо всякого государства и, в общем-то, без постоянной власти. Во всяком случае, так об этом пишут современные учёные. И есть даже ощущение, что многочисленные мифы о рае, возможно, опираются на относительно идиллическую жизнь первобытных людей. Есть мнения (и многочисленные), что неолитическая революция 10–20 тысяч лет назад – даты слегка разнятся – привела к великому закрепощению людей, к появлению настоящего неравенства. Что для нас важно – хоть охотники-собиратели и жили без государства, но система ценностей у них была. Они заботились друг о друге, у них была взаимопомощь, они стремились к знаниям и общению. И – в известном смысле – они были свободны. Как во времени, так и в пространстве. Так что система ценностей, которая делает нас людьми, появилась давно. И до сих пор не потеряла актуальности. Особенно завидно, что у охотников-собирателей было очень много свободного времени.

Позднее, в античности, выдающиеся философы Сократ, Платон и Аристотель вовсе не считали демократию идеальным строем. Аристотель, насколько мы можем судить по его «Политике», полагал, что каждый из трёх основных типов правления имеет обратную сторону. Царская власть грозит тиранией. Аристократия – олигархией. А полития (вроде как власть большинства) – демократией. В последней многие философы античности, не только уже упомянутые, видели угрозу тому, что бы мы сейчас назвали правами человека и правами меньшинства, а заодно и справедливости.

Понятно, что это древние сочинения. Но когда говорят о самой древней в мире греческой демократии, под ней вовсе не имеют в виду демократию, о которой говорил Аристотель. Это всё к вопросу о терминологии.

Так что, хотя и не так уж сложно отличить власть короля от власти парламента, это не даёт ещё достаточных оснований для выводов о системе политической организации как таковой. Были парламенты, заседавшие долгие годы, были и государи, умевшие с помощью единоличной власти создать эффективные и свободные общества. Не говоря уж о том, что в реальности в чистом виде не существует вообще ничего. Например, американский президент имеет больше прав, чем английский король. Просто принято иметь одного президента не более восьми лет, два срока. Так во многих странах, но не везде. И кстати, ещё недавно немногие короли могли похвастаться такой продолжительностью управления.

Но не только в этом дело. Человечество, повторю, меняется, развивается. Возник новый глобальный мир с совершенно новой системой коммуникаций.

В античных Афинах было тысяч тридцать граждан. И они с трудом справлялись с демократическими процедурами. В США сегодня более 300 миллионов граждан.

И они все выбирают одного президента! Каким образом? И дело вовсе не в пресловутой системе выборщиков. Просто не слишком ли странно, что сотни миллионов людей с такой легкостью отдают безумную власть в руки одного человека? Тем более что американский президент имеет право отправлять войска по всему миру, захватывать любые капиталы, до которых может дотянуться. Это просто поразительная власть, о которой прежде даже помыслить не мог какой-либо Вильгельм Завоеватель. Впрочем, США вовсе не единственный пример необычайной концентрации власти в руках одного или очень немногих людей.

В Афинах все 30 тысяч так или иначе принимали участие в управлении, платили налоги и сражались с врагом. Собственно, быть гражданином тогда означало участвовать в суде, исполнять общественные должности, сражаться за своё государство.

В США многие не платят налогов и ни с кем, кроме соседей, не дерутся. И не принимают никакого участия в управлении.

Более того, у подавляющего большинства нет ни малейшего шанса принять участие в большой политической игре. Конечно, можно и нужно говорить о сложной политической организации современного общества: множество институтов, иерархия тех или иных представительных органов, многоступенчатая система выращивания политических кадров.

Тем не менее никто не раскрыл ещё пока секрета, как демократия может полноценно функционировать в странах с населением даже в миллион людей? Что же говорить о сотнях миллионов или даже о миллиардах?

И вообще, если идея демократии в том, чтобы все жители страны или земли имели равное право принимать участие в политическом управлении, доверять те или иные управленческие функции лучшим из лучших, то дело с этим обстоит печально. Как минимум мы видим постоянно растущее имущественное неравенство, достигшее таких показателей, что даже мысль о равенстве людей в правах кажется кощунственной.

Если это так, то мы имеем крайне ограниченный опыт демократии. В лучшем случае около ста лет. Я говорю о равных избирательных правах для всех, без цензовых и прочих ограничений. В Англии, например, женщины получили равные избирательные права с мужчинами в 1928 году.

Можно, конечно, утверждать, что демократия – всего лишь локальная девиация на фоне длительной истории человечества. При всей поверхностности такого утверждения, реальный опыт того, что мы весьма размыто называем демократией, ограничен. Но повторю, главное всё же – система ценностей, что соединяет общество.

И возникает вопрос, а для чего нам политическое устройство? Для поддержания каких ценностей?

Для того, чтобы сохранить человеческий род?

Или для того, чтобы каждый человек прожил отпущенный ему век хорошо?

Или для того, чтобы одни люди могли самоутверждаться, властвовать над другими и быть богаче?

Чтобы поддерживать социальную иерархию?

И не факт, что все эти мотивы реально примирить между собой. Особенно с учётом того, насколько сложен мир, в котором мы живём.

Если в политике можно говорить о каких-то попытках демократии, то в бизнесе это не так.

Да и с семьёй проблема. Но это отдельный разговор.

Человек больше времени проводит на работе, чем дома.

Но в бизнесе властвует владелец. И он зачастую автократ. Хотя бы потому, что он сам (так нередко бывает) придумал этот бизнес.

Это его проект. Более того, он владелец всех денег. И хотя существуют судебные процедуры и социальные акции вроде забастовок для перераспределения доходов, их эффективность невелика.

Сложности доставляют и новые коммуникационные платформы, вроде «Фейсбука» или «Твиттера», например.

Недоступная свобода, или Новое невежество
Андрей Быстрицкий
Свобода выражения своего мнения, равно как и право на достоверную информацию, что часто (и часто ошибочно) объединяют в одно понятие «свобода слова», переживают противоречивые времена. Вроде бы никогда не было так легко общаться, как сейчас, но всё равно люди бродят во всепоглощающем тумане информации вслепую и рискуют забрести туда, откуда выхода не будет. Возможно, новые коммуникации – главная угроза миру сегодня, пишет Андрей Быстрицкий, председатель Фонда клуба «Валдай».
От председателя


Очевидно, что на этих платформах демократией и не пахнет. Ни в одной стране мира пока не удалось создать непротиворечивую систему регулирования. Причин этому много. Тут и трансграничный, действительно всемирный характер системы современных электронных коммуникаций. Тут и частный характер владения социальными сетями, приносящими астрономические доходы. Тут и непрозрачный характер управления коммуникациями: фактически всем заправляют таинственные администраторы, что создаёт благодатную почву для манипуляций.

В общем, миллиарды пользователей фактически бесправны, у них нет даже теоретической возможности эффективно влиять на политику коммуникационных платформ.

Подозреваю, что и владельцы ничего, кроме общих импульсов, не посылают. Хотя, возможно, я не совсем прав. Пример Илона Маска – свидетельство того, как владелец может бороться с собственным аппаратом.

Тем не менее всё же чаще правят частные, небольшие группы, укоренившиеся в узловых элементах действующих структур.

В социальных сетях, например, это администраторы. В обычных обществах всякого рода медиа –блогеры и НКО. То есть люди, которые приняли на себя обязанность и право судить, решать, что хорошо, а что плохо, воздействовать на общественное мнение. Конечно, мотивы у них разные. У некоторых, может быть, и самые возвышенные. Хотя, точно знаю, далеко не у всех. И проблема в том, что у общества, у, так сказать, основной массы носителей демократических прав нет возможности адекватно на это воздействие реагировать, проверять информацию, сопоставлять различные источники и тому подобное. Следовательно, необходимая для демократических процедур принятия решений релевантная информация отсутствует.

Проблема такого вот среднего звена родилась, конечно, не сегодня. В своё время МилованДжилас, видный функционер социалистической Югославии, написал книгу «Новый класс». Он утверждал, что Югославией правит не рабочий класс и даже не партия, а аппарат. Так это называлось тогда в социалистическом лагере. То есть промежуточные люди, трактующие решения властей, готовящие их. И вот такого рода контролёры без ответственности во многом присваивают себе реальную власть, и непосредственную, и опосредованную – через манипуляции общественным мнением, управление ресурсами, воздействие на публичных политиков, институты гражданского общества и так далее.

И хотя, повторю, это не новая проблема, но достижения современной цивилизации, коммуникационные и цифровые технологии радикализировали проблему подчинения огромных масс людей сравнительно небольшим группам управленцев в самых разных сферах.

Шошанна Зубофф в своей книге «Эпоха надзорного капитализма. Битва за человеческое будущее на новых рубежах власти» очень подробно и убедительно пишет о тех рисках, что новая реальность несёт людям. В частности, определяя так называемый надзорный капитализм, она утверждает, что при нём происходит «экспроприация важнейших прав человека, которую лучше всего рассматривать как верхушечный переворот – свержение суверенитета народа». Отдельный, конечно, вопрос об эволюции этого самого суверенитета, но динамика, на которую обращает внимание Зубофф, весьма показательна.

В общем, можно долго говорить об автократии и демократии. Это размытые и сложные понятия, и между ними нет непроходимой границы. Так что, если есть желание использовать их дальше, совершенно точно нужно их переосмыслить, переопределить. Но мне кажется, не это главное.

Важнее подумать о двух вещах.

Первое. Зачем нам нужна политическая организация общества? И мирового сообщества в целом, и социума в рамках отдельных государств. Какую систему или группу систем ценностей эта политическая организация должна отражать?

Второе. Как нам создать соответствующую политическую организацию? Существует ли хотя бы теоретическая возможность её рационального строительства? Или мы обречены на дурную бесконечность повторяющихся конфликтов и разрушительную конкуренцию между государствами, элитами и прочими субъектами политической активности?

Пока человечеству, не идеально правда, удавалось создавать различные типы политических организаций, которые позволяли как-то сдерживать противоречивую и агрессивную природу человека. Дело в том, что люди не всегда в состоянии контролировать себя. Понимая это, они на протяжении тысячелетий мировой истории испытывали самые разные формы убеждения и принуждения для сдерживания взаимной вражды. Современные люди, наверное, мягче, чем их дальние предки, нуждаются в меньшей доле принуждения, легче поддаются воспитанию, убеждению, но всё же люди остаются людьми. То есть довольно опасными существами. И вот все мы, вне зависимости от меры опасности каждого из нас, попали в новую глобальную ситуацию. Связанность мира, взаимозависимость необыкновенно выросли. Мир никогда прежде не был более единым, чем сегодня. Рост конфликтов в последнее время, опасное обострение международных отношений происходит повсеместно и взаимосвязанно. Нет ни одного уголка Земли, где в случае чего можно было бы отсидеться.

Так что мир для своего функционирования остро нуждается в новой системе управления, в новых формах политической организации и самоорганизации. Вопрос лишь в том, возможно ли это.

Эдвард Уилсон в одной из дискуссий заметил, что подлинная проблема человечества в том, что у нас эмоции эпохи палеолита, средневековые институты и технологии богов.

Разделение мира
Андрей Быстрицкий
Страны так называемого коллективного Запада довольно решительно присваивают себе роль мирового регулятора. Это означает общемировой вызов. Весь остальной мир должен решить, каким образом он сможет обеспечить своё эффективное, полноценное и равноправное участие в мировом регулировании.
От председателя