Клуб «Валдай»

2019 год запомнится многим, но одна из самых важных его черт – впечатляющий рост того, что можно назвать социальной активностью или даже агрессией. Вполне возможно, это ещё и признак растущего мирового хаоса, пишет Андрей Быстрицкий, председатель Фонда клуба «Валдай». 

Волна самых разных протестов прокатилась в 2019 году по значительной части современного мира. Тут и Чили, и Эквадор, и Франция, и Барселона, Иран и Ирак, Гонконг и Индия, и многие другие страны и города. В отдельных случаях протесты завершились более или менее быстро, в иных местах они продолжаются и по сию пору, ещё кое-где они тлеют, но сохраняют скрытый потенциал резкого обострения.

Протесты, демонстрации и забастовки – совершенно нормальное явление, в конце концов – панацеи от социальных, экономических и политических конфликтов ещё никто не изобрёл. Люди имеют полное право быть недовольными чем-либо и откровенно высказываться об этом, демонстрировать своё несогласие и раздражение происходящим.

История, в том числе и самая недавняя, полна примеров этому. И потому можно спросить: ну и что особенного происходит? В Ливане решили ввести плату за мессенджер WhatsApp? Что ж, достойное основание для протеста и отставки правительства в итоге. В Чили повысили плату за проезд в метро? Чем не причина для массовых беспорядков и нескольких десятков жертв? Разве прежде протестов, причём по самым различным поводам, не было? Ещё недавно мы все наблюдали «арабскую весну», которая, кстати, может, и не закончилась ещё. Да и вообще, разве человеческая история не есть история восстаний и мятежей, взаимной ненависти и агрессии?

Тем не менее мне всё же кажется, что социальные стихии начала ХХI века имеют свои отличительные черты. И эти черты вызывают тревогу.

Во-первых, протестная активность ныне происходит в новой информационно-коммуникационной среде, в ситуации невероятного информационного и коммуникационного изобилия. Когда появился интернет, возникла иллюзия, что горизонты человечества расширятся, что мы на пороге эпохи разума и просвещения. Что ж, информации стало в самом деле больше и она стала куда более доступной. Но вот к просвещению это не привело. Скорее, наоборот. Воспламеняющие, но «фейковые», недостоверные новости не только свободно циркулируют, но и оказывают самое что ни на есть разрушительное действие. И неважно, чего они результат – злого умысла, невежества или просто глупости или раздражения.

Во-вторых, – и это следствие новой коммуникационной ситуации тоже, но не только, – протесты почти что повсеместно лишены выраженного лидерства и системы требований. Понятно, что в каждом отдельном случае есть свой повод, своя причина. Новые законы – как в Индии и Гонконге, недовольство выборами – как в Эквадоре, повышение платы за сервис или стоимости каких-либо товаров и услуг – как в Чили и Ливане. Но везде выясняется, что «казус белли» не сводится к подлинным причинам протестов. Более того, согласие на удовлетворение первичных требований вовсе не всегда приводит к прекращению протестов или хотя бы к снижению их размаха. Ещё любопытнее то, что между декларируемыми мотивами протестов в разных странах нет никакой связи. Тут левые требования (их большинство, кстати), там – правые, в других местах – и не поймёшь, что за тип или типы сознания порождают эти самые протесты. В общем, ни внятной повестки, ни внятных лидеров. Но везде крайне резкое непризнание действующей элиты и очень серьёзная, часто крайне радикальная, роль молодёжи.

В-третьих, размытость границ протестов. Опять же – новая информационно-коммуникационная среда играет свою роль, но всё дело к ней не сводится. Не имея внятной повестки, протесты являются элементом общего недовольства происходящим. В известном смысле протесты оказываются где-то посередине между вполне легитимным Brexit и преступной и кровавой (запрещённой в России) ДАИШ. Размытость границ протестов имеет и другое измерение – к ним вплотную примыкают экологические активисты, борцы за разные типы прав человека и тому подобное.

Я, конечно, не первый, кто обратил внимание на заметный рост распространённости и энергичности массовых протестов в мире, это сделали многие. Но если мы в самом деле видим новую волну, то встаёт вопрос о её причинах и последствиях.

На первый взгляд, причин несколько (хотя, возможно, их куда больше или они вообще совсем другие): рост имущественного неравенства во всём мире, увеличение продолжительности и качества жизни, устарелость мировых элит, разрушение систем социализации и достижения социального согласия.

С ростом имущественного неравенства всё более или менее понятно. Хотя люди не беднеют, но имущие увеличивают свой достаток быстрее сравнительно малообеспеченных. Опять-таки – в силу беспрецедентно интенсивной коммуникации это очень заметно, границы между приватным и публичным размываются. Все везде видят всё или то, что им кажется таковым. Проверка достоверности информации практически невозможна. Пороховая смесь из раздражения и злокачественных иллюзий о лёгкости улучшения жизни готова.

Рост продолжительности жизни и та же коммуникационная открытость создали реальный (или вымышленный) барьер для многих молодых людей. Они не видят перспектив, пока «старики» всем правят. А «старики» здоровы и в состоянии протянуть ещё долго. В глазах многих мировая социальная пирамида заострилась необыкновенно. Как кто-то заметил, теперь это не пирамида Хеопса, а башня «Бурдж-Халифа», взобраться на которую практически невозможно. И хотя рождаемость в мире не слишком высока, в глазах молодёжи перспективы быстрого возвышения и продвижения выглядят уныло, если не скинуть или не потеснить текущую верхушку.

Устарелость и усталость мировых элит – вполне реальный фактор. Мир меняется стремительно, а вот элиты – нет. Вместе с тем многим кажется, что на новые вызовы должны отвечать новые люди. В целом, конечно, такие утверждения – популистская демагогия. Ум и способности не являются прямой функцией возраста. Но проблема есть, поскольку реальная взаимозависимость людей и стран растёт, а уровень регулирования мировых процессов явно неадекватен сложившемуся положению дел. Более того, дело мирового самоуправления точно нуждается в улучшении. Яркий пример – мировая экологическая ситуация.

Наконец, значительно ослабли традиционные механизмы социализации, те механизмы, которые позволяют молодым людям встраиваться в мир взрослых, а взрослым находить способы сосуществования в мире, полном проблем, неравенства и несправедливости. Семья, школа, университет, церковь, армия, профсоюз, политические партии и иные социальные институты во многих странах перестали работать как институт социализации. Более того, даже телевидение, которое какое-то время подменяло многое, теряет свою интегрирующую роль. Социальные сети и прочие достижения новой коммуникационной среды не столько объединяют, сколько разъединяют людей, создают своего рода новые виртуальные племена. А такая разрозненность способствует манипуляции и прочим тоталитарным практикам. Просто бенефициары этих практик не очевидны.

Я совершенно не уверен, что приведённые факторы в самом деле являются причиной происходящего. Но избавиться от чувства тревоги, от чувства, что хаос распространяется, очень сложно. И я был бы рад ошибиться в природе нынешних протестов.