Запад, каким мы его знали, умирает на наших глазах. Либеральные институты, экономическая система и интеллектуальное пространство, которые с момента окончания холодной войны, как при правых, так и при левых правительствах, подобно панцирю накрывали и сковывали западную мысль, в настоящее время переживают стадию распада. Это результат комбинации присущих либеральному истэблишменту пороков, а также аспектов глобализации, появившейся не без помощи западного либерализма.
Консерваторы становятся ещё более консервативными, при этом среди них всё больше консерваторов старого образца, а не либералов, просто притворяющихся консерваторами. Для сохранения своей конкурентоспособности левым партиям нужно стать куда более социалистическими. Берни Сандерс и Джереми Корбин – наглядное тому доказательство. В центре внимания снова оказались вопросы национальной идентичности и национальной солидарности. Избиратели и левых, и правых взглядов отвергают экспансионизм, который на протяжении жизни последнего поколения был одной из основных характеристик американской и европейской внешней политики и политики безопасности. При этом речь идёт не только о том, что дальнейшее расширение НАТО и ЕС теперь представляется невозможным, но и о том, что сам ЕС с большой долей вероятности сильно изменится, превратившись в менее сплочённую группу стран. ЕС станет ближе к высказанной ещё де Голлем идее «Европы отечеств», нежели к грандиозным планам прошлого поколения о превращении ЕС в подобие федеративного государства.
Падение прежнего западного миропорядка чревато многими тревожными последствиями. В частности, это может поставить под угрозу общественное спокойствие в странах Западной Европы и Северной Америки и не будет способствовать борьбе с изменением климата на международном уровне. Однако в том, что касается России, появление культурного, интеллектуального и политического плюрализма создаёт немало новых возможностей. Самой очевидной из них является перспектива геополитического примирения России с США и ЕС, преодоление совершенно ненужной враждебности, ставшей результатом расширения НАТО и последовавшей на это реакции России, а также авантюр США и их союзников в Ираке, Ливии и других странах. Одним из худших проявлений либерального порядка на Западе на протяжении жизни последнего поколения были непрекращающиеся попытки представить Россию враждебно настроенным «чужим», противопоставляя которому либеральный Запад утверждал и превозносил себя.
Таким образом, в будущем Россия может вновь оказаться в том же интеллектуальном и культурном пространстве, к которому она некогда и принадлежала. Во времена, начиная с крещения Руси при Владимире в 988 году до падения Киевской Руси под натиском татаро-монголов в 1240 году, в период от Петра Великого до Сталина и после падения коммунизма: будучи весьма своеобразной, Россия всё же была частью европейского мира, в широком понимании, который сейчас простирается на запад через всю Северную Америку и на восток через Сибирь до Берингова пролива, где круг и замыкается. В этом более обширном едином пространстве можно выделить несколько «Западов», то есть не только США, ЕС и Россию, а множество различных политических культур, входящих в каждый из этих элементов. В этом куда более открытом и разноликом «Западе», который, наверное, было бы более корректно назвать «Севером», предостаточно места для России.
Парадоксальным образом, это также может усилить положение российского либерализма, ибо позволит российским либералам скорее ощущать и представлять себя российской частью общеевропейской идеологической борьбы, нежели просто играть роль агентов враждебного России западного идеологического и геополитического влияния. Дело в том, что на протяжении последнего поколения для западной мысли термин «европейский» стал синонимичен членству в НАТО и Европейском союзе, а такое членство, в свою очередь, считалось синонимом прогресса и цивилизации. Это, несомненно, было одним из наиболее губительных и нечестных проявлений доминировавшей на Западе идеологии. Наиболее яркое выражение такое мышление нашло в пресловутой концепции «единой и свободной Европы», согласно которой России не было места в Европе и, соответственно, в современной цивилизации.
Увязывание НАТО и ЕС с современной западной цивилизацией (что для западных либералов вопреки их мультикультуралистской чепухе означает цивилизацию вообще) сделало непреодолимым стремление к членству в этих организациях для государств, которым не следовало бы об этом задумываться. В случае с Украиной это не могло не обернуться крайним обострением трений на исторической, лингвистической и региональной почве (о чём я писал ещё в 1990-х годах в книге «Украина и Россия: братское соперничество» – Ukraine and Russia: A Fraternal Rivalry), а также ущербом для имеющих огромное значение экономических отношений с Россией. В случае с Грузией, когда НАТО практически пообещало стране членство в альянсе, это вызвало у Михаила Саакашвили и его сторонников манию величия вплоть до умопомрачения, о чём свидетельствует нападение Грузии на Южную Осетию в августе 2008 года. Страны бывшего советского лагеря Центральной Европы, а также Балканские страны тоже решили вступить в ЕС либо будучи совершенно не готовыми к этому с экономической точки зрения (Румыния и Болгария), либо же полностью несовместимыми по своей культуре с либеральной интернационалистической идеологией ЕС (Польша, Венгрия и Хорватия), либо не проходившими по обоим признакам.
Что касается России, то проект ЕС и НАТО был пронизан ужасающей смесью ненависти, оппортунизма, конформизма и лицемерия. Ненависть исходила от стран Центральной Европы и Швеции, стремящихся взять реванш либо за причинённые им при коммунизме страдания, либо за поражение и унижение, уходящее корнями в XVII век. Источником оппортунизма и конформизма была западная военная верхушка, которая, став неотъемлемой частью унаследованной со времен холодной войны системы безопасности, слишком ленива или не стремится рисковать насиженными местами, чтобы реформировать эту систему и адаптировать её к новым условиям.
Лицемерие проявляется в двух подходах: во-первых, в то время как страны Восточной Европы не скрывали своего стремления вступить в НАТО, ссылаясь на якобы нависшую над ними российскую угрозу – и решение о расширении НАТО стало косвенным подтверждением таких опасений, – выдвинутые Россией возражения против расширения НАТО были отвергнуты. При этом протест со стороны России считали либо безосновательной паранойей, либо доказательством её агрессивности. Вторым проявлением этого сильно укоренившегося лицемерия стал тот факт, что НАТО и ЕС требовали соответствия поведения России на международной арене внутренним нормам ЕС (но не тому, как США и ЕС ведут себя по отношению к третьим странам), при этом без всякого намерения предоставить России преимущества или гарантии безопасности, которыми обладают члены НАТО и ЕС.
На протяжении последних 25 лет НАТО и ЕС в своей политике по отношению к России не только упустили ряд имевшихся возможностей по налаживанию стабильных отношений и сотрудничества с ней, но в значительной степени способствовали тому, что силы либерализма в этой стране утратили свои позиции. Возможно, как и в случае с партией кадетов накануне 1917 года, надменность, идеологический фанатизм, незнание своей собственной страны и просто глупость российских либералов во многом определили их судьбу. Однако, по крайней мере во времена Российской Империи, либералы в России были искренними патриотами своей страны и выступали за проведение реформ на западный манер не только ради своей собственной выгоды, но и для укрепления позиций России в мире. Это нашло своё отражение в идеологической борьбе между так называемыми «западниками» и «славянофилами». Тогда и западники, и сам Запад тех времен поддерживали Российскую Империю.
Однако после 1991 года Запад стал требовать, чтобы российские либералы не только внедрили радикальную версию рыночного капитализма (не признанную большинством стран Западной Европы) по образу рейганомики и тэтчеризма, но и смирились с расширением и понижением России до статуса государства-сателлита США, а ещё лучше – радостно приветствовали такие изменения. Некоторые с энтузиазмом восприняли поставленную перед ними задачу. Когда я работал в Вашингтоне, Егор Гайдар приезжал туда хвалиться перед американским истэблишментом тем, как он уничтожил оборонно-промышленный комплекс России, тогда как другие российские либералы прислужливо рассказывали своим западным хозяевам о глупости, невежестве и низости российского народа.
Такие люди не заслуживают какой-либо симпатии или сочувствия. Своим поведением они вызвали чувство отвращения у российского народа по отношению к либералам задолго до того, как Путин окончательно разделался с ними. Кроме того, как это ни грустно, они также уничтожили те позитивные моменты, которые мог дать России либеральный проект и в которых Россия нуждалась. Сейчас можно только надеяться, что прекращение расширения НАТО и ЕС, вероятная трансформация и значительное ослабление самого ЕС, а также появление многих новых (хотя подчас неприятных и даже пугающих) политических сил на Западе создаст условия для появления российского либерализма в русле общеевропейской идеологической борьбы. Такой либерализм должен быть патриотичным, но не агрессивным, идти в русле европейских традиций либерализма, при этом не будучи орудием геополитических амбиций США.
Разлом идеологического каркаса либерализма и прекращение конфронтации между Западом и Россией может также вдохнуть новые силы в российский консерватизм. На протяжении последнего поколения, в условиях сильнейшего геополитического, экономического и идеологического давления на Россию, российский консерватизм занял оборонительную позицию и сводился к идеям националистического толка, что не давало консерваторам возможности вносить конструктивный вклад в более широкий и глубокий интеллектуальный дискурс. При этом консерватизм ассоциировался с достаточно шовинистическими и даже странными традициями и людьми.
Скинув эти защитные оковы, российский консерватизм мог бы занять важное место в консервативном дискурсе Европы и Северной Америки, например, по таким важнейшим вопросам, как иммиграция и интеграция, ведь в этой области европейские страны испробовали множество моделей, и все оказались безуспешными. В этой сфере уходящий своими корнями в российскую и советскую историю подход президента Путина может внести особенный и ценный вклад в европейскую мысль. То, каким образом в России сочетаются такие подходы, как мультикультурализм и многонационализм с императивом лояльности государству и объединяющей ролью русского народа, языка и культуры – всё это элементы, которые давно забыты Западной Европой. Необходимость снова обратиться к ним – очевидна.
Вот что написал по этому поводу Йошка Фишер, который когда-то был радикальным критиком западного либерального истэблишмента, но затем, как многие другие, стал его частью:
«Теперь, когда Дональд Трамп избран президентом Соединённых Штатов, конец того, что до сих пор называлось “Запад”, стал практически неизбежен. Этот термин обозначал трансатлантический мир, который появился на пепелище двух мировых войн XX века, обеспечил радикальную перестройку международного порядка во время сорокалетней холодной войны и доминировал на всём земном шаре до нынешнего момента».
Это действительно так, но это не означает конец европейского и североамериканского мира с его христианскими корнями. «Север» существовал века и тысячелетия до НАТО и ЕС и, даст Бог, ещё долго просуществует после них. И в этом мире Россия может сыграть достойную роль.
