Южный Кавказ по своей структуре представляет собой конфигурацию из трёх сравнительно небольших государств – Азербайджана, Армении и Грузии, – окружённых тремя большими региональными державами – Турцией, Ираном и Россией.
Ещё всего семь-восемь лет назад угрозы Южному Кавказу исходили почти исключительно изнутри региона. Этнополитические конфликты, наличие непризнанных государств, которых тоже три (Абхазия, Южная Осетия и Нагорно-Карабахская республика), слабость государств признанных и наличие противоречий между ними – всё это создавало серьёзные риски дестабилизации, которая время от времени и происходила.
Риски извне региона были вторичны; страны, его окружающие, не были образцами демократии, но виделись достаточно стабильными. Правила игры более или менее соблюдались, модус взаимоотношений между внешними и внутренними акторами оставался в целом неизменным. Это не означает, что отношения обязательно были хорошими – так, у Турции с Арменией не было и нет дипломатических отношений, а российско-грузинские отношения были устойчиво плохими даже и до 2008 года. Но в целом ситуация была предсказуемой. Ближний Восток, лежащий к югу от Ирана и Турции, тоже выглядел довольно стабильным и предсказуемым, даже несмотря на фактический распад Ирака. Во всяком случае в государствах Южного Кавказа Ближний Восток не воспринимался как источник угроз.
Ситуация изменилась кардинально за короткий по историческим меркам период. После войны 2008 года Абхазия и Южная Осетия были признаны Россией и получили от России гарантии безопасности. Реальных возможностей дестабилизации абхазского и югоосетинского конфликтов больше нет. В двух из трёх южнокавказских государствах угроза возобновления боевых действий фактически сошла на нет вследствие вмешательства внешнего игрока: теперь любое обострение грозит вовлечением России в конфликт, и в силу этого априори невозможно. Не так с карабахским конфликтом, где друг другу противостоят страны с потенциалом одного порядка: различие военной мощи Армении и Азербайджана несравнимо с разностью военных потенциалов Грузии и России. Однако и в отношении этого конфликта основные внешние акторы играют сдерживающую роль или как минимум стараются избегать действий, могущих привести к обострению.
Кроме того, резкие изменения произошли к югу от Кавказа, где в регионе, непосредственно примыкающем к Кавказу, возникло сразу несколько источников турбулентности. Это и исчезновение Сирии в том виде, в котором она существовала до фрагментации, и появление ДАИШ (запрещена в РФ), и дестабилизация Турции в целом и турецкого Курдистана в частности, и даже начавшийся процесс смягчения санкций против Ирана. Подвергаются эрозии иллюзии, сохранявшиеся примерно два десятка лет после распада СССР, что основной внешнеполитической коллизией для Кавказа является динамика отношений между Россией и Европой (или шире – Россией и Западом). Российско-западные противоречия по-прежнему важны для стран Южного Кавказа, но хаотизация Ближнего Востока меняет ситуацию кардинально: ещё год назад нельзя было даже представить российско-турецко-иранское взаимодействие, а сейчас, как минимум на почве сирийского кризиса, это уже реальность.
Ближний Восток стал ближе к Южному Кавказу. Географически он всегда был недалеко: расстояние от границ Армении и Грузии до Северного Ирака и Сирии составляет меньше пятисот километров. Но психологически и на уровне общественных дискурсов Ближний Восток раньше ощущался как другая планета. На ментальных картах жителей Кавказа их страны располагались где-то в Атлантическом океане, между Москвой, Брюсселем и Вашингтоном.
Теперь эти представления стремительно меняются. В ряду самых известных командиров ДАИШ оказался ряд граждан Грузии, по происхождению в основном кистинцев, то есть близкородственных чеченцам жителей Панкисского ущелья, мусульман по вероисповеданию. Их имена и прозвища попали на страницы газет всего мира. Азербайджанцы также сражаются в Сирии, и в Азербайджане уже появились проблемы с собственными гражданами, возвращающимися из Сирии, которые прошли индоктринацию радикальным исламизмом и приобрели боевой и террористический опыт. В Армении нет мусульман, но есть приток беженцев из Сирии – этнических армян. Их количество в Армении уже измеряется десятками тысяч. В Сирии имелась существенная по её масштабам армянская община, и сейчас она на наших глазах уничтожается террористами, как и другие христианские сообщества этой страны.
Все эти, а также многие другие обстоятельства, вовлекают страны Южного Кавказа в ближневосточный кризис, делая регион, всего лишь пару десятков лет назад казавшийся далёким и чуждым, важным для них.
