Прошедшие во второй половине сентября в России и Белоруссии военные учения «Запад-2017» разочаровали многих. Западными комментаторами столько было высказано опасений и выражено тревоги, что учения задолго до своего начала превратились для многих во вторую Прибалтийскую операцию Красной Армии[1]. Жалко видеть крах этих ожиданий.
Такой популярности рутинные и регулярные учения «Запад» обязаны двум обстоятельствам. Первое – распространившиеся после начала украинского кризиса на Западе параноидальные опасения, что Россия намерена «гибридным образом» захватить всех своих соседей между Нарвой и Одером. Эти стереотипы живучи, хотя и не выдерживают проверку здравым смыслом. Они опираются на искажённое понимание причин и следствий в украинском кризисе и совершенно нечувствительны к анализу реальных российских интересов и целей в регионе.
Вместо этого стало общим место думать, что Россия настолько всемогуща и всеведуща, что покорение западных соседей – дело решённое и пустяковое. Неудивительно, что ведущие зарубежные аналитические центры публикуют расчёты, в которых говорится, за сколько дней российские войска смогут оккупировать Прибалтику. Остаётся непонятным, зачем для этого применять силу, если считается, что Москва может выбирать другим странам президентов на своё усмотрение. Недавно это авторитетно подтвердил лауреат премии Оскар, американский актер Морган Фримен, который заявил, что США находятся «в состоянии войны» с Россией из-за атаки последней на американскую демократию.
Второй причиной бурного интереса к учениям стал активизм подразделений НАТО, размещённых решением саммита НАТО в Уэльсе в 2015 году в Эстонии и Латвии, по борьбе с «российской гибридной угрозой». Судя по плодам деятельности этих центров, их персонал укомплектован преимущественно местными кадрами, которые действуют автономно от штаб-квартиры НАТО в Брюсселе – иначе трудно объяснить такой полёт мысли. За свою короткую деятельность активисты успели «прославиться» пропагандистской кампанией по обелению литовских «Лесных братьев» развернувших террор против властей и гражданского населения в Литве в ходе и после Второй мировой войны. В этом и других случаях от лица НАТО провозглашаются крайние националистические трактовки истории народов Восточной Европы; устами Брюсселя говорят их фобии и страхи. Чтобы немного унять разбушевавшуюся паранойю по поводу учений «Запад», командующий войсками США в Европе Бен Ходжес был вынужден заметить: «Нет ничего плохого в российских учениях. Мы все проводим учения».
Конечно, сложно удержаться от сарказма, описывая состояние умов по поводу учений «Запад-2017». Но попробуем подойти к вопросу всерьёз и попытаться разобраться, чем вызваны столь острые страхи российских соседей на Западе и что можно с этим поделать.
Глубинная причина этих страхов – внезапно настигшее восточноевропейские элиты чувство неопределённости, неуверенности в будущем, надвигающейся угрозы. Для России это чувство не новое. В какой-то мере она свыклась с ним. После расширения НАТО, её агрессии против Югославии, Ирака, Ливии, и поддержки «цветных революций» на постсоветском пространстве в Москве привыкли ждать от Запада всего. Неопределённость исходит для России и с юга – афганский наркотрафик, нестабильность режимов в Центральной Азии, острые кризисы на Кавказе, народные волнения на Ближнем Востоке, которые создают вакуум власти и комфортную среду для радикалов всех мастей – включая тысячи экстремистов из России и СНГ. Вероятно, Россия гораздо больше других стран континента готова к этой новой международной норме – неопределённости.
Но для Европы такая ситуация внове, она соприкоснулась с ней только на рубеже 2013–2014 годов – с началом массовой миграции с Ближнего Востока, веерных террористических атак и Украинского кризиса. В 2016-м году к этой головной боли добавились центробежные тенденции в ЕС, рост правого популизма и непредсказуемая линия американского правительства. Европа снова занята поиском себя; нынешнее время для блока – проверка на жизнеспособность.
Эти поиски особенно остро ощущают пограничные с Россией страны ЕС и НАТО. Государства фронтира – в первую очередь страны Прибалтики и Польша – являются главными потребителями безопасности в блоке и полагаются на гарантии дееспособных в военном отношении стран Западной Европы и США. Потребители безопасности в НАТО не уверены, что её провайдеры будут верны своим обязательствам. Используя библейскую метафору, они ждут, что братья снова продадут Иосифа в египетское рабство. Подливает масла в огонь и то, что Россия обсуждает европейские дела только с провайдерами безопасности – США, Германией и Францией – которые реагируют на украинский кризис минимально политически востребованными шагами в военной сфере[2]. Всё это происходит при символическом участии Польши и стран Прибалтики, по сути без него. Поэтому в Варшаве, Вильнюсе, Таллине и Риге буйным цветом распускаются плоды паранойи и затаённых страхов. Ведь все крупные войны прошлого века шли по территории восточноевропейского фронтира, а политическая география региона менялась чаще всего. Фронтирные страны объединяет большое чувство опасности, они не уверены в своём будущем, даже ближайшем. Иронично, что Россия верит в пятую статью устава НАТО о коллективной обороне больше, чем многие члены блока на восточном фланге.
Даже белорусские элиты смутил украинский кризис. Некоторая их часть считает российские действия непредсказуемыми и опасными. На это наложились застарелые обиды по хозяйственным вопросам и субъективное ощущение, что Россия ценит не союзников, а сателлитов. У белорусского аспекта проблемы есть и ещё один пласт – вопрос об идентичности. Не только в России и Украине, но и в Белоруссии общества задаются вопросом – кто мы друг для друга? Нерадивые братья, «блудные дети»? Или Украина – это старший брат, променявший первородство на чечевичную похлебку сытой жизни на Западе? Эта дискуссия далека от завершения.
Как бы то ни было, похожего чувства гнетущей военной опасности нет в странах Западной Европы. Процесс осознания новых реалий сложен и для них, потому что на долгие годы они взяли «каникулы от стратегического мышления» – сначала прикрываясь военными гарантиями США, а после распада СССР уверовав в ликвидацию проблем безопасности на континенте. Но, как и в России, там понимают, что новая война в Европе станет всеобщей катастрофой, а значит – невозможна. Все считают, что время лечит – кризис или отойдёт на второй план или разрешится крушением оппонента в результате подрыва его внутренних сил.
Несмотря на свою остроту, украинский кризис позволил убедиться, что стратегическое сдерживание по-прежнему работает и что обе стороны противостояния практикуют сдержанность. Симптоматично, что всеобщие ожидания дальнейшей эскалации были связаны с Прибалтикой, однако ближе всего к войне подвёл российско-турецкий кризис 2015 года. Россия считала, что Турция разделяет общую с США культуру стратегической сдержанности, но оказалось, что Анкара – это самостоятельный геополитический игрок со своим стратегическим опытом – например, использования силы против союзников по НАТО (Греции). Перспектива российско-турецкой войны на Чёрном море – внезапная угроза, которую никто не просчитывал – классический «чёрный лебедь». Снова – следствие международной неопределённости.
Можно утверждать, что структурные условия для мира в Европе есть, и они надёжны. Это не означает, что проблемы безопасности на континенте разрешимы – может быть и нет, однако система стабильна и равновесна. И хотя для многих жить в условиях постоянной неопределённости невыносимо, опыт России показывает, что это возможно. Нужно только перестать беспокоиться и научиться жить в её условиях.
[1] Военная операция Красной Армии 1944 года по освобождению Прибалтики от войск Третьего рейха во время Второй мировой войны.
[2] Чтобы убедиться в этом, нужно представить, как на самом деле выглядела бы политика США, если бы был выдвинут приоритет военного сдерживания и последующего сокрушения России. Пример этой политики в военной сфере мы наблюдали в ходе холодной войны. Нынешние шаги в военной сфере ничтожны по сравнению с тем временем.
