Итак, токсичная война. Термин «токсичная война» сразу после дела Скрипалей получает и абсолютно прямые коннотации на злобу дня. Но здесь мы видим чёткую логику: когда идеологическая токсичность приводит к тому, что физические отравления начинают восприниматься её вполне естественным последствием. Однако само явление «токсичной войны» гораздо шире. Токсичная война просто обязана вести дело к уничтожению противника. Поэтому сценарий большой войны становится не только возможен, но и желателен.
В последнее время стало довольно популярным стереотипом говорить, что отношения России с Западом, да и весь мир в целом скатываются к новой холодной войне. С поправкой на информационные и иные технологии XXI века широко используется термин «холодная война 2.0». Всё это создаёт впечатление, что за исключением коммунистической идеологии мы имеем дело практически с тем же феноменом.
Но, как представляется, отличия между событиями второй половины XX века и сегодняшним кризисом слишком велики и имеют в своей основе разные закономерности. Поэтому использование старых стереотипов холодной войны может привести к некорректному пониманию ситуации и, как следствие, – к неверным политическим решениям.
Прежде всего в настоящий момент уже ясно, что в нынешнем противостоянии России и Запада отсутствует такое явление, как «культура холодной войны» или «этика холодной войны». Оно включает в себя и определённый минимум дипломатического этикета (что практически исчезает сегодня), и стилистику и правила информационного сопровождения конфликта с обеих сторон, и различные тактики ведения конфликта («гибридная война» во всех её смыслах), да и существенно иные геополитические расклады сторон (сужение поля для манёвра для России в Европе и его расширение в Азии по сравнению с холодной войной).
Кроме того, исчезли и военные константы по крайней мере «зрелой» холодной войны, после Карибского кризиса. Это в первую очередь константа взаимного гарантированного уничтожения, что сделало после 1962 года практически нереальными сценарии любой ядерной войны и привело к появлению концепта стратегической стабильности и трансформации ядерного оружия из реального оружия на поле боя в сугубо виртуальное «оружие сдерживания». Сегодня же о возможности единичного или ограниченного применения ядерного оружия говорится абсолютно открыто (и в случае с США – официально), а стратегии выживания и победы в «большой»/глобальной ядерной войне так же открыто обсуждаются и прорабатываются.
В связи с этим исчезла и вторая константа холодной войны после Карибского кризиса – это мирное сосуществование. Оно предполагало, если убрать внешнюю риторику, в том числе и пресловутые красные линии, и своего рода этику неприближения к ним в практическом политическом поведении. А также, до определённого предела, признание идеологических различий и картин видения мира между собой и противоположной стороной (своего рода признание права на существование). Сегодня всё это также очень быстро исчезает.
Также константа мирного сосуществования предполагала (до определённого предела), несмотря на военно-политическое противостояние, концепт business as usual применительно к экономическим, культурным и спортивным связям, а зачастую и видимое расширение сферы применения business as usual. Сегодня же, напротив, business as usual полностью отрицается.
В какой-то степени, если уж искать параллели между холодной войной XX века и сегодняшним конфликтом, то их можно увидеть не в «зрелой» холодной войне после Карибского кризиса, которую застали ещё многие из действующих сегодня политиков (и которую можно воспринимать как своего рода «классическую» холодную войну), а в позднесталинском периоде 1946–1953 годов. Именно тогда присутствовали и полное, тотальное отторжение противника (вспомним маккартизм в США), и его демонизация в риторике, и реальные сценарии ядерной войны, и большое прямое столкновение двух сил в ходе войны в Корее.
Поэтому возникает соблазн назвать нынешний конфликт «ранней» (или «жёсткой») холодной войной, с аналогиями в эпохе Сталина – Трумэна. И тогда, если продолжать эти параллели, то мир неизбежно(?) движется к новому Карибскому кризису. Каким он будет в этом случае и возможен ли сегодня его мирный исход и компромисс, вопрос открытый.
Но различий и с той эпохой сегодня тоже очень много. Совсем иные геополитические расклады, а также иной характер идеологической и информационной среды, иная «гибридность» в тактике ведения конфликта. К этому добавляется отсутствовавший тогда «раскол Запада» (фактор Трампа), а также несравненно гораздо большая открытость и диверсифицированность нынешнего российского общества по сравнению с той эпохой. Также несмотря на схлопывание концепта business as usual, российские граждане не отказываются от модели travel as usual, продолжают активно ездить по странам Запада, и физического закрытия страны не происходит.
Как же определить тогда характер сегодняшнего конфликта, если это не холодная война? Здесь, на наш взгляд, интересно обратить внимание на быстро набирающий популярность эпитет «токсичный». Применительно к России он всё чаще используется на Западе, и термины «токсичный режим», «токсичная идеология», «токсичная пропаганда», «токсичные отношения», а то и «токсичная страна» уже никого не удивляют. С российской стороны (пока) ещё нет термина «токсичный Запад», но, думается, это вопрос времени. Поэтому, мне кажется, именно этот эпитет и можно использовать, если искать ответ на вопрос: а какая сейчас война, если не холодная.
Итак, токсичная война. Отметим сразу: понятно, что термин «токсичная война» сразу после дела Скрипалей получает и абсолютно прямые коннотации на злобу дня. Но здесь как раз мы видим чёткую логику: когда идеологическая токсичность приводит к тому, что физические отравления начинают восприниматься её вполне естественным последствием. Но само явление «токсичной войны» гораздо шире.
Что же в неё входит, каковы её основные характеристики? Прежде всего это полная демонизация, дегуманизация противника. Здесь сразу же включается и начинает работать сравнение с Гитлером. Вещь далеко не новая в современной мировой политике, с Гитлером на Западе сравнивали и Милошевича, и Саддама Хусейна, и Каддафи, и Лукашенко. По-своему это очень удобно и просто: твой противник – Гитлер, и сразу всё всем становится ясно, и не надо ничего объяснять. И в борьбе с ним все средства хороши. Именно эту стратегию мы видим сегодня в действии.
Дегуманизация приводит и к следующей характерной черте «токсичной войны» – это отрицание за противником права на существование. Отсюда априори становится невозможным какое бы то ни было пространство для диалога, полностью исчезает само понятие «мирного сосуществования», нонсенсом становится business as usual, все сферы контактов (культура и прочие) предельно политизируются. Всё это мы видим сегодня.
Следующая черта токсичной войны – это троллинг вместо дипломатии. Размах этого троллинга с обеих сторон просто потрясает, и это является абсолютно новым фактором в конфликте России и Запада. Ничего и близко похожего не было ни в зрелую холодную войну, ни даже в сталинский период. В отношениях с «токсичным» противником полностью исчезает необходимость даже в минимальном дипломатическом этикете, и официальные пресс-релизы с обеих сторон всё больше напоминают не политическую полемику, а нескончаемый троллинг-батл, который приобрёл уже форму сериала. Отметим в скобках, что зрители с обеих сторон с удовольствием этот сериал смотрят. С другой стороны, это понятно. Когда в «токсичных» условиях не о чем говорить, то остаётся только троллить. Больше того, этот взаимный троллинг от отдельных ярких эпизодов предыдущих лет приобретает абсолютно системный характер, становится чуть ли не главным инструментом внешней политики и главным оружием внешнеполитической пропаганды и контрпропаганды. Телевизионные ток-шоу с обеих сторон активно эксплуатируют тему троллинга, и их растущая популярность и рейтинги показывают востребованность и принятие этого у зрителей. Появился даже термин «посттроллинг», намекающий на эту его системность и отсутствие границ. В результате сарказм, пренебрежение и презрение определяют токсичную войну с обеих сторон.
Важной особенностью токсичной войны является гибридность тактики. Вмешательство во внутреннюю политику противника (явное или постулируемое) на много порядков превышает примеры из холодной войны. Больше того, это вмешательство становится ключевым инструментом в тот период, когда «холодная» токсичная война ещё не переросла в «горячую», в открытый военный конфликт. И уж точно это стало крайне удобным фактором объяснять те или иные провалы в собственной внутренней политике. Выиграл не тот, кто нужно, на выборах – вини во всем русских. Это просто и эффективно.
Наконец, с военной точки зрения, токсичная война просто обязана вести дело к уничтожению противника. Поэтому сценарий большой войны становится не только возможен, но и желателен. Мы видим, как быстро, в течение пары лет, а то и месяцев, исчезают все старые сдержки на пути к возможности применения ядерного оружия. Быстрым темпом появляются новые виды оружия. Стратегия ограниченного, а затем и глобального применения ядерного оружия разрабатывается также быстро. Старые договоры о сокращении вооружений только мешают на этом пути. Принципиальная стратегическая нестабильность становится правилом токсичной войны.
Таковы основные характеристики нынешней токсичной войны России и Запада, которые серьёзно и качественно отличают её от холодной войны предыдущей эпохи. Насколько далеко зайдёт эта токсичная война и возможен ли мирный выход из её «Карибского кризиса» – покажет будущее.
