Три новых фактора определяют современное положение на Ближнем Востоке: возникновение нового поколения самопровозглашённых неправительственных вооружённых группировок, вызовы политического перехода власти и ослабление динамики регионального сотрудничества.
Для перехода от насилия к безопасности «новый» Ближний Восток должен заняться решением как давно назревших, так и актуальных вопросов, считает заместитель директора, декан по учебной части Женевского центра политики безопасности, адъюнкт-профессор Высшего института Женевы Мохаммад-Махмуд Ульд Мохамеду.
В начале 2010-х годов привычный дефицит безопасности на Ближнем Востоке и в Северной Африке получил новый поворот. В то время как в течение предыдущих десятилетий происходила давно известная и, следовательно, всё более предсказуемая череда событий, ведших к росту внутреннего авторитаризма, региональной напряжённости и международного протекционизма, в начале 2010-х годов внезапно произошли события (в связи с арабской весной), которые c самого начала открыли возможности для перемен на национальном, региональном и международном фронтах. Тем не менее означает ли эта поворотная точка и последовавшие за ней события фундаментальный разрыв или мы являемся свидетелями худшего из возможных вариантов, а именно возникновения новых всё более изощренных актов дезорганизации вкупе с сопротивлением старого режима?
В ретроспективе кризисы, сотрясавшие этот регион с 1950-х годов, пожалуй, по-прежнему отражаются друг в друге в линейной зависимости, что, по существу, никогда не мешало аналитикам рисовать общую картину очевидной и нескончаемой беды. «Непредсказуемость» или «непостоянство», как термины из области искусства, которые будут систематически использоваться для характеристики региона, были, в этом смысле, результатом процессов неудачного государственного строительства в 1910-х годах, которое было поставлено на неправильные рельсы (соглашение Сайкса-Пико и МакМагона-Хусейна, а также Декларация Бальфура; логика Большой игры превратилась в мандатную систему, лишавшую существующие структуры власти всех прав, и это в то время как рушилась Османская империя и крики о независимости множились по всему региону от Багдада до Танжера, захватывая по пути Каир, Киренаику и Алжир), и в равной степени результатом несостоявшихся процессов деколонизации (парадоксальным образом хищнические элиты вскоре превратились в бюрократическо-авторитарные режимы). В одном ряду с этим стоит неспособность международной общественности должным образом деколонизировать Палестину, что привело к возникновению арабо-израильского конфликта, а также геостратегическое влияние США в шедших к своему закату колониальных державах Англии и Франции (начиная с Суэца в 1956 года и далее). Единственным неожиданным событием стал подъём исламизма после иранской революции 1979 года. И всё же даже это событие можно было предвидеть с середины 1960-х годов, поскольку неудачи националистов по всему региону вернули на первый план религиозных соперников политических лидеров, которые в 1920-е годы принимали заметное участие в конкурентной борьбе (в Персидском заливе, в долине Нила и Леванта) и в 1940-е (в Северной Африке).
Смотрите видео: Ульд Мохамеду: Концепция «международного терроризма» мало что объясняет
Таким образом, последующие десятилетия стали длительным и тягучим периодом междуцарствия и деградации, в течение которого три вышеуказанные составляющие неизбежно шли к моменту истины, вернее, к тупику. В частности, постколониальное государство (даже если оно существовало в форме государства-рантье) не могло или не желало превращаться в жизнеспособную, представительную единицу; лидеры только на словах выступали за изменение своих международных полномочий за столом переговоров, но по сути были соучастниками собственного геостратегического подчинения; а их не имеющие отношения к государству критики (граждане и гражданское общество) и конкуренты (вооружённые группы) продолжали набирать силу и совершенствовать свою боеготовность. Поэтому именно в этом смысле следует понимать скорость, с которой возник вихрь арабской весны: де факто рухнувшая система, которая созрела для того, чтобы её хоть кто-нибудь подобрал. И действительно, такой незамысловатый повод, как акт протеста в сельской части Туниса против полицейского государства во главе с Бен Али (где самый простой человек Мохамед Буазизи покончил с собой путём самосожжения в декабре 2010 года), дал ход цепной реакции во всем регионе, с которой мы теперь хорошо знакомы, в ходе которой главы государств бежали (Тунис), уходили в отставку (Египет), были убиты (Ливия) или были изгнаны из страны (Йемен), а некоторые оказывают сопротивление (Сирия). Год 2011-й был, бесспорно, переломным и стал кульминацией всех ранее существовавших патологий, которые не были излечены.
Пять лет спустя (с февраля 2011 года по февраль 2016 года) регион по-прежнему несёт в себе нерешённые, находящиеся в начальной стадии, компоненты этого уравнения – неуловимую представительную государственность, неустойчивые системы и постоянное отсутствие безопасности, – но к ним добавилось несколько значимых параметров, которые ещё больше усложняют ситуацию. Три таких формирующихся фактора заняли доминирующее положение на современной сцене: возникновение нового поколения самопровозглашённых неправительственных вооружённых групп, вызовы политического перехода власти и ослабление динамики регионального сотрудничества.
Читайте также: Ближний Восток после вступления в силу соглашения о прекращении огня – прогноз
Во-первых, в редких случаях такая зеркальная комбинация ослабленных государств и окрепших группировок была столь ярко представлена в регионе (да и где-либо ещё). Если раньше бунты, мятежи и вооружённая оппозиция решительно и жестоко подавлялись существовавшими режимами, то сегодняшние вооружённые группы контролируют огромные территории и в силовой манере выступают против государственной военной машины, которая либо отступает перед ними, либо пытается сохранить неустойчивый статус-кво (которого, собственно, и не должно было бы быть). В южной Аравии, на Синае, в Киренаике, Триполитании и Феццане, а также в пустыне Анбар и на всей территории Леванта новые группировки слишком быстро взяли под свой контроль и обрели незаконную власть над слишком большим количеством людей. Такая попытка огосударствления вооружённых группировок, воплощённая ярче всего в ДАИШ, которое когда-то было известно просто как «Аль-Каида» в Ираке, является прямым следствием явной милитаризации государств, в результате чего фактическая государственная власть усохла до логики действий (и идеологии) ополчения, которое зачастую действует столь же насильственно, как и сами восставшие вооруженные группировки.
Во-вторых, и это связано с вышесказанным, данный регион теперь оказался расположенным непосредственно на острие политических преобразований. Этот дезорганизованный и дезорганизующий период исторических перемен разыгрывается самым непредсказуемым образом. Не столько из-за событий, которые могут материализоваться (конфликты, теракты, смены режима), но и потому, что все участники (правительственные, неправительственные, электронно-революционные и так далее) чувствуют в себе силу и отсутствие каких-либо сдерживающих факторов. Это основное и непосредственное следствие восстаний, точнее, основной факт того, что сила властей систематически ставится под вопрос, а другие силы, бросающие вызов существующей власти, растут сравнительно легко. Вызов для государств и обществ этого региона сейчас – в середине текущего десятилетия – заключается в выходе за рамки этой начальной реакции «высвобождения» и переходе к процессам, ведущим к предсказуемым, представительным политическим результатам (то есть цепочке выборов, которые приведут к стабильности и, в свою очередь, сами станут источниками безопасности).
Читайте также: Разрушение арабского мира под предлогом борьбы за демократию приведёт к хаосу
Наконец, на общем фоне нерешённых старых вопросов, появления новых группировок и возникновения переходных периодов и всякого рода социально-экономических и политических проблем, региональное сотрудничество во всём регионе находится на низком уровне. На национальном уровне большинство стран стали по понятным причинам уделять повышенное внимание быстро меняющимся внутренним событиям, которые они слишком часто рассматривали со своекорыстной точки зрения. То, с какой скоростью переход власти в Ливии стал представлять угрозу для перехода власти в Тунисе, – и это при том, что они должны были бы поддерживать друг друга – является свидетельством таких умонастроений в обществе. На региональных уровнях, за исключением недавно обретённого динамизма Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (но даже здесь возникла сильная напряжённость, повлекшая отзыв послов Саудовской Аравии, Бахрейна и ОАЭ из Катара в 2014 году) и возникновения широких (может быть, даже слишком) отдельных инициатив, таких, как создание Саудовской Аравией коалиции исламских государств по борьбе с терроризмом, структуры регионального сотрудничества, оказались недееспособными перед лицом событий в Ираке, Сирии, Палестине, Йемене, Ливии и Египте. Имевшая некогда довольно амбициозные цели, Лига арабских государств в самый неподходящий момент, в конце 2000-х годов, впала в привычную летаргию.
Читайте также: Создание национального государства – гарант освобождения Ближнего Востока от насилия и террора
Следовательно, сегодня срочно необходимы действия на трёх направлениях, способствующих следующему: обретению силы государствами, которые были бы способны фактически решать проблему новых вооружённых группировок и которые могли бы этим заниматься на законных основаниях – далеко не так, как это делал Нури аль-Малики со своими репрессиями, которые и привели к образованию ДАИШ – во имя борьбы с терроризмом; умелому управлению трудными переходными периодами с целью достижения фактического исторического разрыва с былым авторитаризмом без порождения при этом неоавторитаризма – во имя сохранения порядка; и ощутимому, действенному и дальновидному региональному сотрудничеству, которое было бы выше сиюминутных национальных интересов, и в котором не было бы уверений в искренности намерений и параллельного создания заговоров. При этом Ближний Восток и Северная Африка также вышли бы за рамки призм, через которые их ошибочно рассматривали и изображали на протяжении последних пяти лет, характеризуя такими словами как «распад», «исламистская зима», «постамериканский Ближний Восток», «конец соглашения Сайкса-Пико», «новая арабская холодная война» и так далее – и вместо этого вернулись бы к более простой, актуальной и перспективной логике государственного строительства, переходного периода, регионального сотрудничества и старой доброй дипломатии.
