Москва не заинтересована ни в дезинтеграции, ни тем более в развале ЕС. Подобное лишь усугубит дрейф европейских стран в сторону США, будет толкать их к раздуванию конфликта с Россией и позиционированию последней в качестве угрозы для европейской безопасности.
Преодоление нынешнего тупика отношений между Россией и ЕС в ближайшие несколько лет маловероятно. Он проявился задолго до украинского кризиса, имеет гораздо более глубокие корни и сохранится даже в случае полной реализации Минских соглашений (что само по себе вряд ли выполнимо в краткосрочной перспективе). Стороны продвигают несовместимые модели отношений «Россия – ЕС», экономического и политического порядка в «Большой Европе» и Евразии.
Евросоюз – в лице конструктивно настроенных в отношении России стран и евробюрократии – выступает за ЕС-центричную модель «Большой Европы» и Евразии, в рамках которой все европейские страны, включая Россию, в той или иной степени ассоциированы с ЕС, принимают (полностью или частично) его нормативную и регулятивную базу и являются по сути частью «международного сообщества» Евросоюза. Единственный диалог по стратегическим вопросам отношений, который Брюссель и конструктивно настроенные государства-члены готовы вести с Москвой, может касаться лишь времени, характера и темпа возвращения России к этой модели. Более критически настроенные государства – члены ЕС не готовы даже к такому диалогу и настаивают на заморозке отношений до фундаментального изменения России и её внешней политики.
Читайте также: Hostility as usual: закрепление тупика в отношениях ЕС и России
Россия же к возврату к ЕС-центричной модели не готова и говорит о равноправном партнёрстве и равноправной интеграции двух полюсов «Большой Европы» – ЕС и ЕАЭС, причём с учётом уже ведущегося диалога о сопряжении ЕАЭС с Экономическим поясом Шёлкового пути и с сохранением позитивных наработок предыдущего этапа отношений между Россией и Евросоюзом (визовый диалог, секторальные диалоги, недискриминация российских граждан в ЕС, энергетический диалог с «механизмом раннего оповещения» и так далее). Иными словами, вместо основанного на правилах и стандартах ЕС экономического и гуманитарного пространства «от Лиссабона до Владивостока» Москва предлагает равновеликую интеграцию Евросоюза с уже создающимся пространством «от Шанхая до Калининграда». Данная постановка вопроса, в свою очередь, неприемлема для ЕС.
Ни Россия, ни Евросоюз не намерены менять в обозримой перспективе свои стратегии друг в отношении друга и стран «общего соседства». Для этого у них нет ни желания, ни, по большому счёту, возможности. Для России в контексте формирования многополярного мира, превращения АТР в центр мировой экономической и политической гравитации и реализации политики поворота к Азии возвращение к ЕС-центричной модели в принципе немыслимо. Не говоря уже о том, что это обессмыслило бы и жертвы, на которые она пошла в части отношений с Западом, порвав не устраивающую ее модель отношений, и её достижения на азиатском и евразийском направлениях.
Евросоюз же – вопреки истории отношений с Москвой за последние 20 лет и меняющемуся глобальному ландшафту – исходит из того, что у России просто нет иного пути успешного экономического развития и сохранения себя в качестве значимого мирового игрока, кроме как через интеграцию в «международное сообщество Евросоюза», что её нынешняя политика губительна для неё как экономически, так и политически, а потому её возвращение к рухнувшей в 2014 году модели отношений рано или поздно неизбежно.
Выработка Россией и ЕС общего видения «Большой Европы» и Евразии и выстраивание на этой основе новых отношений затруднены также тем, что неясны дальнейшие перспективы развития Евросоюза. Где будут его границы, какими будут его институционально-правовой формат, ценностное наполнение, соотношение сил между странами-членами и странами-членами и институтами, кому будет принадлежать реальная власть, не пойдёт ли процесс интеграции вспять, пока сказать трудно. До тех пор, пока Евросоюз не разберется с самим собой, ему будет сложно вести диалог по фундаментальным вопросам будущего Европы и Евразии не только с Россией, но и с другими внешними партнёрами. Нынешнее кризисное состояние не позволяет ему выходить за рамки прежнего внешнеполитического курса – даже несмотря на его очевидную контрпродуктивность и даже опасность, заставляет действовать по накатанной и толкает к ещё большему сближению с США, правда, на правах младшего партнёра.
Читайте также: Стратегия России в отношении Евросоюза: начать с чистого листа
Тем временем идея общего пространства от Лиссабона до Владивостока, провозглашавшаяся Россией и Европой с конца 1980-х годов и служившая стратегической целью их отношений, теряет политическую релевантнось и с каждым днём становится всё менее реализуемой практически. Каждая из сторон вовлечена сегодня в процессы, исключающие возможность создания подобного пространства в том виде и в тех границах, как оно виделось в течение предыдущих 20–25 лет. Россия занята укреплением ЕАЭС, имплементацией его сопряжения с Экономическим поясом Шёлкового пути и в целом повернулась в сторону Евразии и Азии как наиболее приоритетному региону. Евросоюз ведёт переговоры о Трансатлантическом торговом и инвестиционном партнёрстве, которое, будучи созданным, отделит его от стран, не находящихся с ним в режиме ассоциации, и рассматривает США в качестве главного экономического и политического партнёра.
При этом в ближайшие десятилетия формируемые вокруг США и Евразии сообщества вряд ли возьмут курс на сопряжение. Напротив, происходит их размежевание как в АТР (Россия и Китай воспринимают ТТП критически и продвигают альтернативную модель экономического порядка в регионе), так и в Европе (Россия повернулась в сторону Евразии и КНР, ЕС – в сторону США). Кроме того, переплетению этих сообществ будет мешать усиление конфронтационной составляющей в отношениях между их лидерами – США и России с Китаем. Системная конфронтация России и США вряд ли преодолима до конца следующих президентских циклов в обеих странах, то есть до 2024 года. Конфронтация же между США и Китаем будет усиливаться и после этого срока, прежде всего в военно-политической области. Экономическая же взаимозависимость между ними, видимо, начнёт в ближайшие годы и десятилетия слабеть.
Таким образом, России и ЕС следует впервые за всё время их отношений готовиться к такой модели взаимодействия, которая не будет ориентирована на выстраивание ими общего пространства в качестве стратегической цели, а будет исходить из их де-факто принадлежности к разным политико-экономическим сообществам.
Какой в этих условиях может быть повестка дня российско-европейских отношений? Очевидно, она должна нести практический характер, абстрагированный от стратегических вопросов отношений и выстраивания «Большой Европы». Сформулировать стратегическую цель, которая бы разделялась обеими сторонами, в ближайшие несколько лет невозможно.
Читайте также: Отношения России и ЕС: что дальше?
В то же время они сталкиваются с многочисленными вызовами внутри и внеевропейского происхождения, которые, будучи пущенными на самотёк, чреваты резким ухудшением их безопасности и экономического положения и требуют эффективного взаимодействия России с Евросоюзом и отдельными государствами – участниками ЕС.
Во-первых, это проблемы европейской безопасности и недопущение перерастания нынешней ограниченной конфронтации в полномасштабную холодную и тем более «горячую» войну. Для этого необходимо не допустить дальнейшей эскалации на Украине и содействовать урегулированию кризиса на основе Минских соглашений, усилить механизмы предотвращения и урегулирования конфликтов в Европе в целом, содействовать развитию и стабильности стран «общего соседства», предотвратить полный распад системы контроля над вооружениями, в том числе ядерными, и ограничить наращивание военной инфраструктуры НАТО в странах Центральной и Восточной Европы и Балтии.
Во-вторых, это проблема комплексной и долгосрочной дестабилизации стран Ближнего и Среднего Востока и Северной Африки, которые в течение нескольких десятилетий будут являться и для России и для ЕС источниками терроризма, исламского радикализма, потоков мигрантов, распространения оружия массового уничтожения, организованной преступности, гражданских войн и нестабильности в целом. Захлестнувший ЕС миграционный кризис невозможно решить с помощью миграционной политики. Его можно будет остановить только тогда, когда ситуация в регионе относительно стабилизируется и когда региональные игроки будут проводить более ответственную политику. Этого невозможно добиться без более активного участия Евросоюза и сотрудничества между Россией и ЕС и Россией и странами-членами ЕС.
В-третьих, это глобальный раскол мира на два политико-экономических сообщества и усиление стратегического соперничества России и Китая с США. Он чреват не только новым занавесом (на сей раз не «железным», но не менее непроницаемым) в Европе, но и в конечном итоге маргинализацией России и тем более ЕС, их превращением в младших партнёров Китая и США. Пытаться предотвратить или сгладить этот раскол в АТР, скорее всего, не получится: регион уверенно превращается в главную арену глобального противостояния XXI века. Единственный регион, где подобное сглаживание может иметь место – это Европа.
Смотрите инфографику: Торгово-экономические отношения России и ЕС
Особенно важно, что для эффективного взаимодействия по этим вопросам Россия нуждается не в слабом и раздробленном, а в сильном и целостном Евросоюзе.
В условиях указанных выше вызовов Москва не заинтересована ни в дезинтеграции, ни тем более в развале ЕС. Подобное лишь усугубит дрейф европейских стран в сторону США, будет толкать их к раздуванию конфликта с Россией и позиционированию последней в качестве угрозы для европейской безопасности, а также ослабит их способность содействовать постепенному угасанию нестабильности на Ближнем Востоке.
Напротив – сильный, уверенный в себе и дееспособный Евросоюз будет оказывать сдерживающее воздействие на США и более ответственно подходить как к внутренним проблемам европейской безопасности, так и к преодолению внеевропейских угроз и вызовов.
