Россия вернулась в азиатское политическое и информационное пространство в совершенно новом образе. Страны, для которой важна экономика, а не идеология и которая по умолчанию готова к сотрудничеству со всеми.
Главным итогом не только уходящего года, но и нескольких последних лет для российской внешней политики стало то, что у России, впервые с 1991 года появилась собственная стратегическая концепция. Материальным воплощением этой концепции стал проект Большого Евразийского партнёрства. Причина такого достижения в том, что российская внешняя политика оставалась динамичной и относительно бодро эволюционировала в сторону повышения степени амбициозности. Пять лет назад, 12 декабря 2012 года, в своём послании президент Владимир Путин заявил, что «в XXI веке вектор развития России – это развитие на восток. Сибирь и Дальний Восток – это наш колоссальный потенциал (…) и сейчас мы должны это всё реализовать. Это возможность занять достойное место в Азиатско-Тихоокеанском регионе, самом энергично, динамично развивающемся регионе мира».
За эти годы Россией был проделан путь от достаточно скромных по своему политическому масштабу задач диверсификации внешнеэкономических связей к постановке задач системного характера. Этого, заметим, от внешней политики Москвы требовали наблюдатели внутри и вовне.
Реализация таких задач, если не будет потерян темп, позволит переформатировать евразийское пространство так, чтобы его развитие в большей мере отвечало национальным целям развития и безопасности России. Для этого необходимо, чтобы качество и доверительность отношений государств, окружающих Россию, с ней и друг с другом были выше качества и доверительности их отношений с третьими игроками. Однако, что самое важное, движение по пути строительства евразийского партнёрства создаст условия для развития нового российского внешнеполитического нарратива, который будет основан не на копировании или стремлении «прильнуть» к Востоку или Западу, а на своих идеях и представлениях.
Если говорить о достижениях сугубо практического плана, то по мере их значимости можно перечислить следующие: стратегическое партнёрство с Китаем, особый характер отношений со всеми без исключения странами Азии и, наконец, начало активной политики по развитию Дальнего Востока. Каждое из этих направлений одновременно не свободно от множества проблем, которые нуждаются в решении. И самый большой вызов, присутствие которого ощущается постоянно – это угроза потерять динамику, искусственно «сбросить темп».
Важнейшим политическим вектором поворота к Востоку и евразийской стратегии остаётся, видимо, партнёрство с Китаем. Отношения этих двух крупнейших и наиболее могущественных государств Евразии уникальны для мира «не Запада». Их объединяют общие ценности. До последнего времени таким фактором сплочённости и солидарности могли похвастаться только США и их европейские союзники. Сейчас для России и Китая одинаково важным является сохранение стабильности существующих политических режимов. Безусловно, ценностный фундамент китайско-российских отношений достаточно узок по сравнению со своим аналогом евроатлантических. У России и Китая отсутствует общая религиозно-философская основа взглядов на мир. Россия мыслит институтами, а Китай практиками. Однако, во-первых, китайско-российский ценностный союз укрепляется, между тем как трансатлантические «скрепы» очевидно слабеют. А, во-вторых, имманентная угроза со стороны Запада политическим системам России и Китая выступает важным сплачивающим фактором. При этом США и особенно европейские страны, не могут исключить вмешательство во внутренние дела партнёров за пределами западного мира из числа своих дипломатических инструментов.
В середине XX века наличие вроде бы общей коммунистической идеологии оказалось мощнейшим разделяющим Россию и Китай фактором. Москва и Пекин боролись за лидерство в коммунистическом лагере, а китайское руководство долго испытывало комплекс младшего партнёра и ученика в отношении СССР. Сейчас этот фактор сошёл на нет. И, как можно пока судить, попытки развить подобные комплексы у России тоже не приводят к результату. Между сторонами существуют (в том числе и постоянные) инструменты взаимного информирования. Но необходимо учитывать, что исторически именно социализация и даже относительная интеграция элит является важнейшим фактором повышения взаимного доверия и уверенности в том, что намерения партнёров являются транспарантными и предсказуемыми. А проблема неопределённости намерений, как известно из основ науки о международных отношениях, – это центральное препятствие к сотрудничеству государств и причина их взаимной подозрительности. Сближение китайских и российских элит на основе общих ценностей и интересов в международной политике может стать задачей на следующие 5–10 лет.
При этом нельзя не признать, что и Китай, и Россия достаточно уязвимы. Внутри них существуют очень сильные прозападные лобби, экономические интересы представителей которого (так больше в Китае) и даже их образ мышления (здесь на первом месте Россия) связаны с интересами США и их союзников. И в России, и в Китае многие мыслят категориями того миропорядка, который возник после завершения холодной войны. Этот образ мышления с трудом поддаётся трансформации и постоянно тянет внешнюю политику назад. Большинство в Китае, конечно, не готово к более наступательной политике в отношениях с Западом, как это делает Россия. Но на других направлениях Пекин может себя проявить не менее грозно.
Что, кстати, было всегда. В Пекине жёстко реагируют на любые выпады в свой адрес – такие, например, как размещение в Южной Корее систем противоракетной обороны США. Хотя, как говорят те, кто знает китайскую внешнеполитическую историю, – за исключением краткого периода 1990–2000-х годов. КНР последовательно жёстко реагировала на вероятное ущемление своих интересов. Отец китайских реформ Дэн Сяопин, вроде бы призывавший «копить силы и держаться в тени», не раздумывая применил силу против Вьетнама в 1979 году и никогда не давал спуску могущественному СССР. Не говоря уже о том, что по таким принципиальным вопросам, как тайваньский, КНР никогда не шла на уступки. И именно его можно сравнить по степени значимости с вопросом Украины и Крыма для России в 2014 году.
Сейчас у Китая весьма серьёзную озабоченность вызывают заигрывания США с Индией. Китайские учёные признают, что в их стране привыкли после военного столкновения 1962 года относиться к своей юго-восточной соседке с элементами совершенно незаслуженного ею пренебрежения. Сейчас Индия – это экономически растущая страна, вероятность движения которой в сторону усиления националистических чувств весьма велика. Спору нет, пока военные и экономические возможности Пекина и Дели несопоставимы. Но здесь России, имеющей дружественные отношения с обеими столицами, было бы рационально стремиться к их если не стратегическому примирению, то хотя бы к привычке работать в рамках общих институтов.
В первой половине 1970-х годов государственный секретарь США и одновременно выдающийся учёный-теоретик Генри Киссинджер определил формулу наиболее предпочтительных для его страны отношений в тройке СССР – США – Китай. По его мнению, отношения Москвы и Пекина с Вашингтоном всегда должны быть лучше, чем друг с другом. Эта формула успешно работала на протяжении нескольких десятилетий. Более того, возродить её к жизни пытаются сейчас наиболее прозорливые представители американского внешнеполитического истеблишмента. И правильно делают, потому, что роль необходимого третьего – наиболее для этого третьего выгодная. Сейчас к похожему положению, по меньшей мере в том, что касается Азии, приблизилась Россия.
За последние несколько лет Москва уже вполне обвыклась в ситуации, когда в Азии нет ни одной страны, чьё отношение к ней было бы враждебным. Скажу больше – сейчас практически у всех значимых азиатских государств отношения с Россией лучше, чем друг с другом. Во всяком случае это целиком и полностью относится к большой тройке – Китай, Япония и Республика Корея. Такое уникальное положение дел стало возможным по нескольким причинам.
Во-первых, после крушения Советского Союза в российском участии в азиатских делах возникла некая весьма продолжительная пауза. Москва практически полностью свернула своё присутствие в регионе, вывела войска из Монголии и закрыла военную базу во Вьетнаме. Избавилась от амбиций, заставлявших многие страны Азии относиться к ней настороженно. В такой ловушке сейчас, как стало уже очевидно, может оказаться Китай. Его мирное возвышение сопровождается не менее впечатляющей программой военного усиления, что не может не вызывать раздумий у малых и средних соседей.
Что же касается России, то почти через четверть века она вернулась в азиатское политическое и информационное пространство в совершенно новом образе. Страны, для которой важна экономика, а не идеология и которая по умолчанию готова к сотрудничеству со всеми. Этот прагматичный образ необходимо культивировать поскольку он отвечает собственно азиатским представлениям о добродетели. В словосочетании «поворот России на Восток» ключевым словом является именно слово «Россия», а практической задачей – развитие Дальнего Востока и выход на региональные рынки. Это должно ещё больше убеждать региональных партнёров в том, что Москва не ищет в Тихом океане политических побед.
При этом по принципиальным вопросам войны и мира голос Москвы звучит достаточно твёрдо. В первую очередь это касается наиболее острой и угрожающей миру ситуации в отношениях США и Северной Кореи. Положение России в раскладе сил вокруг ракетно-ядерной программы КНДР также уникально.
В силу объективных причин Китай (в этом сходятся все специалисты) несёт совершенно особую ответственность за положение дел на Корейском полуострове. После распада СССР, в те годы, когда Северная Корея переживала наибольшие трудности, именно Пекин оставался её единственным союзником и спонсором. Китайская столица находится в нескольких сотнях километров от границы Северной Кореи. И Поднебесная имеет полное право играть здесь первую скрипку. Поэтому у России нет необходимости проявлять излишнюю инициативу, которая могла бы её рассорить с другими государствами региона. Экономически её интересы в КНДР также очень и очень ограничены. Это позволяет оставаться над схваткой и постепенно укреплять отношения с экономически интересным югом полуострова.
Во-вторых, Россия не претендует на то, чтобы навязывать странам региона свои правила игры. Само её положение одного из крупнейших экспортёров энергоресурсов требует максимально дружественной ко всем потенциальным потребителям политики. Россия живёт в наибольшей степени с ренты своих уникальных ресурсов и умения производить качественное и недорогое оружие. В отличие от Америки или Китая, для которых доступ к международным торговым путям является критическим. Из-за этого доступа, а точнее – стремления Вашингтона его для китайцев ограничить, конфликт между ними неизбежен.
Азиатские страны со своей стороны стараются диверсифицировать источники энергоресурсов и поставщиков вооружений, чем ещё больше открывают двери для России. Примеров здесь много, включая такие экзотические как военно-техническое сотрудничество России и Южной Кореи. Которая, кстати, является военным союзником США и критически зависит от последних в вопросах национальной обороны.
И, наконец, малым и средним странам региона просто нужен внешний игрок, не уступающий по своему военно-политическому могуществу США и Китаю. Это позволит им в целом ряде ситуаций не делать выбор между двумя соперничающими гигантами и апеллировать к мнению Москвы, как фактически нейтральному. Поэтому России на самом деле совершенно не нужен формальный союз с Китаем, о необходимости которого любят иногда порассуждать китайские специалисты. Такой союз мгновенно поставит её по одну из сторон баррикад в неизбежном, судя по всему, осложнении региональной политической обстановки. Россия должна и, видимо, будет оставаться нейтральной. Это самая адекватная линия поведения в условиях так называемого «азиатского парадокса» – положения, при котором экономический прогресс сочетается с невозможностью для большинства стран региона повысить качество своих политических отношений – такой сценарий становится сейчас наиболее вероятным.
Одновременно приходится признать, что уникальные политические отношения со странами Азии пока достаточно медленно получается конвертировать в заметные экономические достижения. Причин здесь множество – недостаточный срок активизации российского присутствия в регионе, слабая, хотя и положительная, динамика политики развития Дальнего Востока, закрытость азиатских рынков огромным количеством нетарифных барьеров. Наиболее перспективные виды российской продукции – зерно, мясо, химия, переработанная рыба и морепродукты – одновременно наиболее «сложные» – с точки зрения санитарных и прочих нетарифных ограничений доступа в таких странах, как Китай, Япония или Южная Корея. Хотя, как признают уже и скептики, торговля России с азиатскими экономиками последовательно растёт, в том числе за счёт сокращения объёмов товарооборота с Европейским союзом. Как растут и взаимные инвестиции.
Но эти трудности могут быть решаемы при помощи государственной политики и международных переговоров. Главное – это не втягиваться в региональные конфликты и исходить из того, что позитивный дух отношений гораздо важнее любых достижений в торговле или инвестициях. В 1913 году крупнейшими торговыми партнёрами в мире были Великобритания и Германия, в 1957 году – самым важным внешнеэкономическим партнёром для Китая был СССР, а в 2014 году для России такую роль играл Европейский союз. Ни в одном из этих случаев деньги не смогли стать препятствием для войны или системной дипломатической конфронтации. Политически положение России в Азии сейчас по-своему уникально. Эта уникальность является и будет важнейшим активом, который необходимо сохранить при любых обстоятельствах.
Тем более что дружественные отношения со всеми странами Азии остаются необходимым условием для реализации другой важнейшей задачи на следующие годы – построения н Дальнем Востоке экономики, ориентированной на экспорт товаров и услуг на азиатские рынки. Системная государственная политика по развитию Дальнего Востока – это уже свершившийся факт. В территории опережающего развития, которых сейчас уже 18, привлечено 2 триллиона 132 млрд рублей. Созданы десятки тысяч рабочих мест. 78% торговли региона уже идёт со странами Азии. Однако теперь задача – открытие региональных рынков, наиболее надёжно по мировым масштабам защищённых нетарифными барьерами. А для этого российской внешней политике в АТР и мире вообще нужно оставаться активной и наступательной. В том числе через участие представителей России в региональных мероприятиях и форматах, активные контакты на экспертном уровне.
В современном беспокойном мире внешняя политика крупного государства, да и не только крупного, подобна езде на велосипеде – останавливаться нельзя, иначе легко можно упасть. Это в XIX веке Россия могла почти два десятка лет «сосредотачиваться» после унизительного поражения в Крымской войне, Великобритания проводить политику «блестящей изоляции», а США, получив от британцев по носу в 1812–1815 годы уйти в изоляционизм почти на 100 лет. Сейчас национальные интересы государств подвергаются испытаниям постоянно, а события в мировых делах меняются с невиданной ранее остротой. Если не наступаешь ты, то наступают на тебя. Пытаться затаиться, и рассчитывать, что тебя оставят в покое совершенно бесперспективно – только почувствуют слабость, и нажим усилится. Идти по такому пути в мире, где «народы сражаются за власть и престиж» – значит добровольно поставить себя в очень рискованное положение.
