Когда я смотрел дебаты на первичных выборах кандидатов в президенты от Республиканской партии, я вспомнил известное высказывание Авраама Линкольна: «Америка никогда не падёт от внешнего вторжения. Если мы оступимся и лишимся свободы, это произойдёт лишь по нашей вине». Разумеется, Америке не грозит гражданская война времен Линкольна. Тем не менее природа этих дебатов напомнила мне о том, что демократии могут пасть, и бывает, что так и происходит. И сегодня – в отличие от времен Линкольна – проблемы демократии в США влекут за собой серьёзные последствия для всего мира.
Падение демократий происходит по разным причинам: когда они сталкиваются с вызовами, которые они по самой своей природе не в состоянии преодолеть; когда они перестают обеспечивать большинство населения минимальным количеством услуг и жизненным уровнем, иметь который люди считают своим правом; и, когда внутри страны происходит раскол из-за непреодолимых разногласий по поводу правильности управления государством и обществом, и этот раскол достигает такой степени, что проигравшие на выборах больше не признают легитимность правления победивших оппонентов. В 2004 году в книге «Добро и зло в Америке: анатомия американского национализма» я проанализировал глубокий исторический и культурный контекст политики администрации Буша и описал эти проблемы в США как опасные, но пока ещё не смертельные. Спустя 12 лет эти проблемы значительно усугубились.
Одна из трех больших, связанных между собой проблем, стоящих сейчас перед США – это вопрос, как управлять экономикой, обеспечивая адекватную поддержку большинства населения. Вторая проблема – как справляться с демографическими изменениями, ведущими к тому, что к середине столетия белое население окажется в меньшинстве; и третья – как преодолеть глубокую культурную и нравственную пропасть между христианами-консерваторами (в большинстве своём необязательно белыми) и либерально настроенными сторонниками секуляризации (в основном представителями разных национальностей).
Ни одна из этих проблем не нова. Америка, разумеется, проходила через экономические кризисы в прошлом; вся история США, начиная со второй четверти XIX века, являет собой пример масштабной и продолжающейся демографической трансформации. Здесь стоит вспомнить, что белые англо-саксонские протестанты в Америке XIX века не считали итальянцев и ирландцев полноценно белыми, по крайней мере, не такими, как они сами; и что культурные страхи мучают христианских фундаменталистов уже больше столетия. Эти проблемы сыграли ключевую роль в том, что американский историк Ричард Хофстедтер назвал «параноидальным стилем американской политики», описывая маккартисткий антикоммунистический всплеск в начале 1950-х (еще одно напоминание о том, что эпизоды национальной истерии не новы).
Сегодня каждый из этих элементов существует в особенно нездоровой форме, а вместе они составляют весьма ядовитую смесь. Впервые большая часть иммиграции и натурального прироста населения США идёт из одного источника – это латиноамериканцы из Мексики и Центральной Америки. В отличие от предыдущих поколений мигрантов, они в большей степени сохраняют свой язык. Кроме того, большая часть их них нелегалы. А власть наркогрупп в Мексике и ужасающее состояние закона и порядка в этой стране только усиливают страхи среди белого населения, принадлежащего к среднему классу, перед влиянием латиноамериканцев на США. Масло в огонь этих страхов усердно подливает в своих речах Дональд Трамп.
Со временем, по мере того, как латиноамериканцы ассимилируются и вольются в средний класс – как это сделал главный соперник Трампа Тед Круз – эта тревога, возможно, утихнет. Проблема в том, что иммиграция оказывает сильнейшее давление на зарплату рабочего класса, в то время как впервые в истории Америки эта зарплата стагнирует уже почти два поколения, а с 2008 года она сокращается. Природа новой экономики США и отмена перераспределительной стратегии предыдущими администрациями республиканцев (и демократов при Клинтоне) привели к тому, что впервые очень большое количество белых американцев не получает преимуществ от роста экономики страны на протяжении десятилетий. Это невиданно. США прошли через более глубокие экономические потрясения, чем кризис 2008 года, но те потрясения были относительно недолгими и после них были периоды роста на благо большинства белого населения. США также испытали период сильнейшего экономического неравенства и концентрации богатства в руках небольших групп населения – это был так называемый Позолоченный век в конце XIX столетия, который длился во многих смыслах до 1929 года. Но это был период массивной экономической экспансии, сопровождающийся созданием относительно хорошо оплачиваемых рабочих мест, которые гарантировали достойный уровень жизни трудящимся и лучшую жизнь для их детей – так называемую «американскую мечту».
Эта самая мечта больше не является реальной надеждой для большого количества белого населения Америки, и, судя по всему, никогда уже ею не станет. Вот главная проблема государства, управляемого республиканцами: там нет реальной перспективы сокращения факторов, провоцирующих радикализм (кроме как перспектива сокращения консервативного белого населения). В долгосрочной перспективе демографические изменения могут также сделать избрание нынешних республиканцев невозможным. В настоящее же время, даже если они проиграют в этом году, они не будут побежденными вечно.
Наконец, хотя Америка уже проходила через периоды религиозно-моральной истерии (к примеру, период сухого закона, который был в определенной степени негативной реакцией протестантов на иммигрантов-католиков), никогда раньше вере христианских фундаменталистов не наносились такие оскорбления, как гей-браки и аборты. Уже это подтолкнет рабочих христианских фундаменталистов голосовать против демократов, несмотря на то, что это совсем не в их собственных экономических интересах.
Религия – это самая значимая часть культурного барьера, разделяющего две соперничающие стороны и их последователей. Этот религиозный фактор отличает США от Европы, но с другой стороны, Америка плотно соответствует европейской исторической парадигме. Я говорил об Америке в европейских терминах («рабочий класс»), но это не то слово, каким они (или, по крайней мере, белые) описывают себя. Себя они называют средним классом, и в Европе находящийся в опасности нижний средний класс всегда реагировал на экономические и культурные кризисы поворотом не к социализму (сейчас представляемому Берни Сандерсом в США), а к правому популизму, или еще того хуже.
Если республиканцы в ноябре победят, мы можем ожидать действий, направленных на разрушение всего, чего достигла администрация Обамы – от здравоохранения до альтернативных источников энергии. Но если они проиграют, то за их проигрышем последует стратегия использования Сената для сковывания действий правительства (учитывая отрицание ими легитимности демократических администраций). А так как состав Сената перекошен в сторону мелких белых консервативных штатов, то через несколько десятилетий сокращающееся белое консервативное население использует любую возможность, позволяемую Конституцией, чтобы защитить свою позицию. Эта стратегия была отточена южными белыми штатами ещё за десятилетия до Гражданской войны, а затем снова в 1950-х и начале 1960-х в противовес Гражданским правам. Результатом такой стратегии станет усиление кризиса управления в США.
В международных отношениях отталкивающая риторика кандидатов от республиканцев, скорее всего, будет смягчена республиканской администрацией тем, что население устало от войн, и что военные достаточно благоразумны, чтобы в настоящее время не искать новых столкновений «на земле». Однако это будет работать только до тех пор, пока не случится какое-либо большое потрясение, мобилизующее американцев и пробуждающее в них на агрессию: крупный теракт, морское военное столкновение с Китаем по поводу оспариваемых островов, или что-то непредвиденное. Если Трамп или Круз победят, мы будем молиться, чтобы при них таких потрясений не случилось.
