Азия и Евразия
Между Ираном и Тураном, или Новые горизонты Большого евразийского партнёрства

Туран, Иран, Россия и Китай – это ядро, вокруг которого будет строиться экономическое развитие неевропейского мира. Сегодня, когда объединение БРИКС становится одним из самых динамично расширяющихся экономических конгломератов государств в мире, очевидно, что тенденция экономического роста смещается в сторону неевропейских стран. Большое евразийское партнёрство в ближайшей перспективе обретёт новые контуры, пишут Алексей Михалёв и Кубатбек Рахимов.

Опираясь как на фундамент на Шанхайскую организацию сотрудничества и тесно взаимодействуя с Организацией экономического сотрудничества, Большое евразийское партнёрство обретает черты, о которых в начале ХХ века писал историк-востоковед Василий Петрович Никитин: оперируя категориями Ирана, Турана, Евразии и Китая как особой цивилизации, он проводил естественную границу Евразии по украинско-польскому рубежу. Сегодня, когда возникает закономерный вопрос о том, может ли существовать проект евразийской экономической интеграции без Европы, ответ неожиданно находится в материалах дебатов ещё конца 1920-х годов.

Казалось бы, современная реальность, экономическая и политическая, кардинально изменилась. Обращение к текстам Никитина на первый взгляд видится архаическими спекуляциями на историческом материале. Но именно Никитин, разбирая наслоения культур Ирана и Турана, показал, что для России евразийское будущее невозможно без тесного сотрудничества с этими двумя мирами. Современное балансирование России между Тегераном и Анкарой во многом подтверждает его тезисы.

Остаётся вопрос: можно ли обойтись без Европы? Здесь важно сразу очертить границы, о какой Европе идёт речь – о Европе как о части евро-атлантического блока, претендующего на мировую гегемонию. Ответ не так очевиден, он требует глубокого взгляда в перспективе. Дело в том, что в случае евразийской интеграции на основе БРИКС, ШОС, ОЭС и при участии Северной Кореи получается относительно стройная парадигма региональных отношений. Её успех со временем подтолкнёт Европу к сотрудничеству, скорее всего на условиях, более близких к равноправным, чем сейчас. Учитывая эти обстоятельства, евразийский мир должен преодолеть претензии Европы на гегемонию. Сильный же евразийский экономический блок не может остаться незамеченным и не вовлечённым в мировое хозяйство. В этой ситуации мы приходим к разумному тезису Никитина, высказанному ещё в 1926 году: «Мы, евразийцы, ищем правильной постановки нашего национального, культурного и политического сознания, в котором до сих пор отсутствовал правильно понятый азиатизм. Ни европоненавистничество, ни азиопоклонство: вот моё глубокое убеждение».

Десятилетие непрерывных санкций против России привело к тому, что её сотрудничество с Европой (за исключением нескольких стран) максимально сократилось. Учитывая то, что ряд итальянских и французских компаний достаточно долго уходили с рынка России, осталась надежда на то, что после возникновения новой модели евразийского партнёрства, начнётся процесс их возвращения. Кроме того, специфика рынка такова, что на данном этапе на смену европейским товарам уже пришли товары из других стран. Так, например, Иран уверенно занимает свою нишу поставок продовольствия в России и разрабатывает инвестиционные проекты по добычи газа в каспийском регионе. В этом смысле Иран – значимая часть большого евразийского месторазвития, о котором спорили Пётр Николаевич Савицкий и Василий Петрович Никитин. В итоге позиция Никитина нашла большее подтверждение в последующих событиях вековой истории.

Азия и Евразия
Азиацентризм: Россия в поисках новой идентичности
Кубатбек Рахимов
У российского азиацентризма есть будущее, наполненное смыслом и реальными проектами. Для их успешной реализации важно понимать и принимать принцип суперпозиции в отношении России как государства-цивилизации, что, однако, нисколько не умаляет достоинств евразийской концепции. Россия может позиционировать себя одновременно как великую европейскую и великую азиатскую державу, пишет Кубатбек Рахимов, исполнительный директор Центра стратегических решений «Аппликата». Статья подготовлена специально к XIII Азиатской конференции Международного дискуссионного клуба «Валдай».
Мнения


Туран и Иран – это, согласно Никитину, внутренний и внешний Восток по отношению к России. Их взаимосвязь задаёт динамику развития Евразии. Туран в нашем случае – это совокупность всех тюркских и отчасти иранских народов, населяющих пространство бывшего СССР, прежде всего – Центральная Азия. По большому счёту Туран, Иран, Россия и Китай – это ядро, вокруг которого будет строиться экономическое развитие неевропейского мира. Сегодня, когда объединение БРИКС становится одним из самых динамично расширяющихся экономических конгломератов государств в мире, очевидно, что тенденция экономического роста смещается в сторону неевропейских стран. Напомним, что ШОС и БРИКС – это два взаимно сопрягающихся проекта. Иран, являющийся участником ШОС и ОЭС, станет членом БРИКС с 1 июня 2024 года.

Большое евразийское партнёрство (БЕП) в ближайшей перспективе обретёт новые контуры. Данная модель, будучи самой «юной» среди всех других решений интеграционного характера, уже трансформируется на фоне геополитических изменений. Публично об этом проекте заявил ещё в 2015 году президент РФ Владимир Путин, и с тех пор ситуация постоянно меняется в сторону разработки конкретных вопросов, касающихся БЕП. В частности, общие подходы, определяющие принципы функционирования Большого евразийского партнёрства, на данный момент уже изложены в ключевых документах стратегического планирования, затрагивающих международную деятельность Российской Федерации. К их числу в первую очередь относятся Стратегия национальной безопасности 2021 года и Концепция внешней политики 2023 года. В соответствии с содержащимися в них базовыми установками Большое евразийское партнёрство объявлено флагманским внешнеполитическим проектом, призванным стать «широким интеграционным контуром». Имеется в виду, что БЕП, ядро которого могут составить ЕАЭС, ШОС, АСЕАН, использует возможности таких дополняющих форматов, как китайская инфраструктурная инициатива «Пояс и путь», и сможет создать необходимые предпосылки для превращения Евразии в «единое общеконтинентальное пространство мира, стабильности, взаимного доверия, развития и процветания» .

В этих условиях Новый банк развития БРИКС (НБР БРИКС) может стать основным финансовым институтом Большого евразийского партнёрства. В ближайшее время банк существенно расширится за счёт нового влиятельного участника – Ирана. В 2023 году он начал программу кредитования в национальных валютах стран – участниц НБР БРИКС. В перспективе именно этот банк станет альтернативой Европейскому банку реконструкции и развития (ЕБРР), активно инвестировавшему в Центральную Азию, особенно в проекты, связанные с углеводородным сырьём. Только с 1991 года ЕБРР инвестировал более 1,5 миллиарда евро в более чем 250 агропродовольственных проектов в Центральной Азии, чтобы способствовать переходу к открытой рыночной экономике и поощрять частную и предпринимательскую инициативу.

Сейчас большое внимание в рамках ШОС уделяется развитию цифровой экономики, это, в свою очередь, позволит создать условия для развития данной отрасли вне зависимости от ЕС и США. Как отметил премьер-министр России Михаил Мишустин, «цифровизация позволит скорее добиться инклюзивного экономического развития, сформировать новые точки роста и повысить инвестиционную привлекательность экономик ШОС». Одновременно масштабные проекты по цифровизации ведутся в Китае, в частности, цифровая индустриализация, на которую предлагает сделать ставку Председатель КНР Си Цзиньпин.

Таким образом, Большое евразийское партнёрство становится сложным и многосоставным явлением, обеспечивающим ориентиры для дальнейшего развития не только в рамках экспортно-импортных схем по линии «Восток – Запад». Оно имеет собственный, внутренний потенциал для развития.

Рассуждая о БРИКС в контексте Большого евразийского партнёрства, стоит вспомнить и тезис Никитина о связанности Индии с «континентом-океаном» Россией – Евразией – Китаем. Сегодня, как никогда ранее, эта взаимосвязь становится реальностью. Если в начале ХХ века евразийцы рассуждали о неких культурологических основах близости огромных по своим масштабам государств-цивилизаций, то сейчас экономика стала неким стержнем для интеграции, хотя культурологические штудии помогают легче воспринимать происходящие изменения. По большому счёту в сложной политической метафизике евразийства культура и история выполняли и выполняют важную функцию формирования политического языка для описания международных отношений.

В той ситуации метафоры Ирана и Турана как неких глубинных цивилизационных основ евразийского партнёрства становятся вполне операциональными категориями. Ими описываются не просто идентичности, но масштабные интеграционные проекты. Многие страны – участницы Большого евразийского партнёрства входят и в Организацию экономического сотрудничества (где тон задают три очень разных игрока – Турция, Иран и Пакистан), и в Организацию тюркских государств, имеющую не только политические амбиции, но и вполне стройную программу будущего (включая цифровую трансформацию). При этом важно понимать, что евразийская интеграция предполагает сопряжение сразу нескольких цивилизационных миров. У каждого из них есть свой образ будущего и геополитическая стратегия, и объединяется всё это многообразие вокруг идеи преодоления евро-атлантической гегемонии.

Спряжение Шанхайской организации сотрудничества, Организации экономического сотрудничества и Организации тюркских государств очень важно с точки зрения активного вовлечения Турции в построение новых континентальных отношений, несмотря на то, что Турция – член НАТО. Однако в последнее десятилетие Анкара показывает уникальный пример реализации собственных национальных интересов с одновременным сотрудничеством по многим направлениям (Сирия, Украина и другие). Роль Турции весьма важна и в Организации экономического сотрудничества, и в Организации тюркских государств, одновременно Турецкая Республика является партнёром по диалогу в ШОС.

Просуществует ли данная сложная система экономических отношений без Европы? Политически шансы для этого как никогда высоки. В сущности, Европа как партнёр останется, однако как гегемон – уйдёт в прошлое. И этот тезис для нас видится одним из ключевых. Большое евразийское партнёрство – это противопоставление себя навязываемой извне гегемонии, но не закрытый клуб. Каким будет новый формат отношений после преодоления неравноправия, сегодня ответить сложно. Предстоит процесс выработки модели, которая будет приемлема для всех членов Большого евразийского партнёрства. Однако преодоление гегемонии видится из разных концов Большой Евразии тоже по-разному.

Азия и Евразия
Евразийская интеграция: целеполагание в условиях геополитического шторма
Сергей Рекеда
Идея современной «прагматичной» евразийской интеграции стала плодом эпохи расцвета глобализации – Евразийский экономический союз должен был стать инструментом эффективного встраивания России с ближайшими партнёрами в мировую экономику наряду с Европейским союзом, Китаем, лидерами Юго-восточной Азии. Однако сегодня на первый план выходят иные задачи интеграции – укрепление экономической безопасности и суверенитета в целом, пишет Сергей Рекеда, доцент Базовой кафедры евразийской экономической интеграции Института права и национальной безопасности РАНХиГС при Президенте РФ, директор Центра изучения перспектив интеграции.
Мнения
Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.