Корпорации и экономика
Ливия: как корпорации обходятся без государства

Пока в Ливии большие европейские компании по-прежнему лучше других лавируют между противоборствующими сторонами, прокачивают добытый продукт через линию фронта, обеспечивают безопасность своих активов, работают с паралегитимными военными формированиями, различая быстро меняющиеся оттенки их легитимности, пишет Андрей Маслов, координатор работы над докладом Russia Africa Shared Vision 2030 экспертно-аналитического центра «Интеграция экспертизы».

Архитектура политической системы

Военно-политическая обстановка в Ливии уже почти десять лет находится в фокусе внимания международных медиа. На сегодняшний день это ближайшая к Евросоюзу территория открытого военного конфликта, в котором участвуют вооружённые формирования всех возможных форм и степеней (не)законности: от группировок фанатиков-фундаменталистов до частных военных и охранных компаний и иностранных вооружённых сил.

Различные группировки к 2019 году консолидировались вокруг двух основных полюсов: условного «востока» с центром в Бенгази и условного «запада» с центром в Триполи. Особенность внутреннего конфликта в Ливии (который никогда не был гражданской войной) в том, что обе силы в целом признают легитимность друг друга. В Триполи действует сформированное при поддержке ООН Правительство национального согласия (ПНС) Фаиза Сарраджа, на востоке центральной фигурой остаётся председатель избранной Палаты представителей Агила Салех и Халифа Хафтар, назначенный командующим Ливийской народной армии (ЛНА) Президентским советом – координационным комитетом под председательством того же Сарраджа .

Основные стороны ливийского конфликта
В 2017 году Россия активизировала свою политику на ливийском направлении. Курс на «равноприближенность» к различным сторонам ливийского конфликта нашел конкретные проявления в многочисленных визитах в Россию представителей Триполи, Тобрука, Мисураты и других политических центров. Москва заявляет о своей поддержке плана ООН по урегулированию конфликта, тем не менее стратегия и интересы России в этой стране до сих пор вызывают много вопросов у внешних наблюдателей, а перспективы международного взаимодействия по ливийскому урегулированию остаются неясными.
Инфографика


Функции коллективного «главы государства» номинально исполняет Президентский совет, учреждённый мирным соглашением 2015 года. Он выступает источником легитимности и для «востока», и для «запада», но при этом сам почти не функционирует. В совет входят девять человек, шесть из которых имеют право вето на любое его решение. Данное требование в условиях конфликта означает невозможность принятия каких-либо решений.

Так, например, с 2019 года в Триполи не появлялся основной сторонник Халифы Хафтара в Совете, один из его вице-председателей Али Фарадж Катрани. Без его согласия ни снять с должности Хафтара, осаждавшего Триполи около года, ни заменить его на другого командующего невозможно. Более того, официально зарегистрированные офицеры ЛНА продолжали до недавнего времени получать официальные зарплаты.

В апреле 2019 года ЛНА предприняла «решительный штурм» Триполи, который обернулся затяжной осадой полукольцом с суши. В марте 2020 года осада была снята, и восток отступил к линии Сирт – ал-Джуфра, которая остаётся естественной границей сфер влияния сторон с точки зрения их этноплеменного состава и экономических интересов: основные добывающие активы остаются под контролем ЛНА, то есть востока.

В свою очередь, наступление Хафтара на Триполи шло под лозунгами «освобождения» признанного ООН правительства Сарраджа из-под влияния «террористов», «внешних сил», «братьев-мусульман» и других нелегитимных, с точки зрения востока, групп. В этом (и не только) отношении Ливийская война напоминает средневековые конфликты, шедшие в Европе до появления национальных государств. Это война за влияние, война за признание, обеспечение занятости ведущего войну сословия. 

Внешние силы и их интересы

На территории Ливии время от времени действуют вооружённые силы Турции, Египта, США, Италии, Франции, других стран. Все они выполняют точечные задачи и не всегда их афишируют. Наиболее заметную роль к 2020 году играет Турция (на стороне ПНС), также активно поддерживает ПНС Италия, на стороне востока – ОАЭ, Саудовская Аравия и Франция. Во многом благодаря усилиям Министерства иностранных дел к 2020 году Россия сформировала взвешенную позицию. Так, в отличие, например, от Эммануэля Макрона, который, формально признавая правительство в Триполи, не стесняется оказывать прямую поддержку Хафтару (и встречался с ним уже четыре раза), Владимир Путин пригласил на саммит Россия – Африка в Сочи Сарраджа, диалог с Триполи успешно ведёт МИД, сотрудничество же с ЛНА Хафтара осуществляется по линии Минобороны.

Всё время войны продолжают работу в Ливии и международные корпорации. Они то останавливают добычу, то возобновляют, то эвакуируют персонал, то частично возвращают. Война в Ливии дала импульс развитию цифровых технологий дистанционного контроля над производственными активами задолго до коронавируса. В общей сложности активами в Ливии располагают 23 иностранные нефтегазовые компании, наиболее заметное место среди которых занимают итальянская Eni, французская Total, австрийская OMV, германская Wintershall DEA, канадская Suncor.

Ежедневно около 13 миллионов кубометров газа продолжает поступать в Италию по газопроводу «Зелёный поток». Газ добывается на офшорных месторождениях Вафа и Бахр-Эссалам, находящихся в зоне контроля Триполи. Вооружённые силы Италии проводят операции патрулирования этой инфраструктуры, и в целом их присутствие оказывает значимую поддержку ПНС. Система газоснабжения вообще работает в Ливии почти без перебоев всю войну, в том числе продолжаются поставки газа для электростанций с запада на восток, «через линию фронта».

Если на западе Ливии итальянская Eni остаётся пока основной заинтересованной стороной, то на востоке, под контролем которого остаётся «нефтяной полумесяц», главными партнёрами Государственной нефтяной компании стали Total и канадская Suncor, бывшая Petro-Canada. Они, как и другие иностранные компании, работают в Ливии под локальными названиями, которые маскируют совместные предприятия крупнейших международных транснациональных с ливийской госкомпанией. Так, Mellitah – это совместное предприятие с участием Eni; Suncor, крупнейшая энергетическая компания Канады, работает на подконтрольной Хафтару территории в составе СП Harrouge Oil; Sarir – это Wintershall DEA; Waha Oil или Mabruk Oil (и не только) – это Total, а Akakus – консорциум с участием Repsol, OMV, Eqinor и той же Total.

Ни одна иностранная компания за время войны пока не покинула Ливию. Условия добычи остаются коммерчески привлекательными даже на низком рынке. В целом доминирующее положение в ливийской нефтяной промышленности занимают компании стран Евросоюза – Франции, Италии, Германии, Испании, Австрии. Присутствие игроков из стран вне ЕС (Великобритании, Норвегии, Канады, США) за годы войны незначительно сократилось. Китайским и ближневосточным инвесторам пока не удалось получить доступ к активам: «Ливия не продаётся» и остаётся для европейских ТНК одним из последних заповедников постколониальной архитектуры международных сырьевых рынков.

Ливия на распутье: гнев, силы защиты и дорожная карта ООН
Нурхан Эль-Шейх
Сообщения СМИ о предполагаемом письме Саифа аль-Ислама, сына бывшего ливийского лидера Муаммара Каддафи, к президенту Владимиру Путину с просьбой о поддержке российских властей поднимают много вопросов о нынешней политической ситуации в Ливии и о будущем урегулировании.
Мнения участников


Государственная нефтяная компания

Консолидация востока Ливии под контролем ЛНА Хафтара в 2016–2018 годах была сперва позитивно воспринята не только международными компаниями, работающими в Ливии, но и Государственной нефтяной компанией (ГНК) в Триполи. Возвышение Хафтара сопровождалось ростом нефтедобычи, восстановлением бесперебойной работы экспортных терминалов. Единый центр взял ответственность за безопасность от скважины до порта.

Начавшееся в 2019 году наступление Хафтара на Триполи поначалу не привело к остановке добычи нефти. Обе стороны конфликта продолжали работать с ГНК, получать зарплаты и финансирование, даже горюче-смазочные материалы из централизованного источника. Равновесие нарушилось в январе, общины востока приняли решение остановить экспорт с подконтрольных терминалов, в результате общая добыча сократилась с 1,2 миллиона баррелей в день до 0,3, а затем и до 0,1 миллиона.

Потом случился коронавирус, цены на нефть рухнули и ближневосточные спонсоры Хафтара – ОАЭ и Саудовская Аравия – могли решить, что возобновлять добычу пока рано. Хотя ситуация на фронте в мае 2020 года вернулась к положению начала 2019 года, а архитектура политической системы Ливии никак с тех пор не поменялась, тогда добыча была, а теперь – нет. Из этого можно сделать вывод, что основное значение приобрёл новый фактор – рыночная конъюнктура, а она вскоре может снова смениться с восстановлением спроса и падением добычи в США.

Возвращения ливийской нефти на рынок можно ждать после того, как на это согласятся ОАЭ и Саудовская Аравия, в значительной мере курирующие вооружённые формирования востока и юга страны, которые, в свою очередь, контролируют инфраструктуру добычи и транспортировки нефти. В своих официальных заявлениях последних дней ГНК упрекает «страны региона» в препятствовании возобновлению добычи. Если восстановление рынков затянется, можно ожидать, что пауза приведёт к смене собственников части блокированных активов.

Госкомпания планирует реализовать стратегию развития нефтяной промышленности вне зависимости от того, как поменяется и поменяется ли политическая система. Технически, к 2024 году запасы позволяют нарастить добычу до 3,5 миллиона баррелей в день, но практически наиболее вероятно возвращение показателей к уровню 2019 г.

Для характеристики политической архитектуры современной Ливии может быть также использован термин «устойчивое патологическое состояние» (УПС), который используется нейрофизиологами . УПС определяется как явное отклонение системы от нормы при том, что система не демонстрирует динамики к увеличению степени этого отклонения по основным показателям и консервируется в текущем состоянии. В Ливии государственные институты находятся в состоянии формальных конфликтов, которые регулируются неформальными договорённостями о взаимодействии.

Даже без роста добычи относительно уровня 2019 года возможность добывать и экспортировать высококачественную нефть на 15–20 миллиардов долларов в год обеспечит потребности сравнительно небольшого населения (6,5 миллиона) и сможет обеспечить необходимый для поддержания жизнедеятельности импорт. В результате в Ливии может закрепиться территориальная фрагментация при сохранении формально единого государства, без единой вертикали исполнительной власти, но с Центробанком, нефтегазовой госкорпорацией, набором силовых структур и системой законов, принятых при Муаммаре Каддафи (нефтегазовая отрасль полностью регулируется ими). 

Жизнь корпораций без государства

Чтобы обходиться без государственных институтов, корпорациям нужны посредники, которые решают проблему вакуума легитимности.

Таким посредником в Ливии оказалась оставшаяся от государства Государственная нефтегазовая компания. Для дальнейшего заполнения вакуума легитимности сама ГНК укрепила институт Petroleum Facilities Guards. Сформировавшийся ещё при Каддафи институт корпоративной охраны превратился во франшизу, которая может быть выдана вооружённому отряду, способному обеспечить безопасность того или иного объекта нефтегазовой инфраструктуры. PFG действуют как на востоке (назначения командующих согласуются Хафтаром), так и на западе (назначения командующих согласуются Сарраджем и его силовым блоком), – и действуют успешно, если исходить из того, что за почти десять лет войны нефтегазовой инфраструктуре был нанесён в целом незначительный ущерб.

Характерно, что в Ливии ослабление государственной власти не привело пока к сокращению government take – доли доходов, которые государство получает от добычи нефти. До сих пор жёсткие и вроде бы неудобные корпорациям законы, принятые в последние годы Каддафи, продолжают действовать. Более того, принятый при Каддафи пакет законов EPSA IV был имплементирован в полной мере уже после его свержения. Основным сборщиком и бенефициаром ренты стала госкомпания, которая влияет на её перераспределение – между местными общинами, силовыми структурами, бюджетом и другими.

Пауза в нефтедобыче используется различными локальными формированиями на востоке для попыток пересмотра подходов к распределению доходов. Стремление ряда сил востока пересмотреть само нефтегазовое законодательство пока выглядит как утопия, рассчитанная на пропагандистский эффект. Вместе с тем постепенная децентрализация фактически происходит через механизмы CSR – корпоративной социальной ответственности, всё больше функций государства передаются на бюджеты предприятий-операторов.

Компании-операторы действуют заодно с ГНК и гибко реагируют на нестабильность, учитывая риски в своих издержках, – риски влияют на зарплаты, страховки, расходы на охрану. Вместе с тем компании-операторы вынуждены принимать на себя государственные функции: обеспечивать безопасность на прилегающих территориях, работу системы здравоохранения и ликвидацию последствий чрезвычайных ситуаций, строить дороги и водопроводы. Принятие на себя этих функций неизбежно ведёт к дополнительной бюрократизации, обрастанию нехарактерными обязательствами и политическими проблемами.

Пока в Ливии большие европейские компании по-прежнему лучше других (китайских или американских, например) лавируют между противоборствующими сторонами, прокачивают добытый продукт через линию фронта, обеспечивают безопасность своих активов, работают с паралегитимными военными формированиями, различая быстро меняющиеся оттенки легитимности.

Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.