Будущее Терезы Мэй под вопросом. Возможно, она сама уйдёт в отставку. Но главную свою «историческую» задачу она выполнит – ввергнет страну в «жёсткий Brexit», которого вроде как никто не хотел и который в конечном счёте был единственным реально возможным вариантом беспрецедентного для Запада развода, пишет Александр Крамаренко, директор по развитию Российского совета по международным делам.
Перенос на конец января с 11 декабря голосования в Палате общин по одобренному Евросоюзом 25 ноября cоглашению о выходе Великобритании из европроекта запустил спираль реального хаоса в вопросе Brexit – теперь уже на уровне правительственной политики. Соглашение и положенная в его основу позиция Лондона, продавленная в кабинете усилиями премьер-министра Терезы Мэй в июле, привели к двум сериям отставок – в общей сложности 11 министров, включая ключевых ответственных за Brexit министров: министра иностранных дел Бориса Джонсона и министров по делам выхода из ЕС – сначала Дэвида Дэвиса и затем сменившего его на посту Доминика Рааба.
На этот раз манёвр Мэй спровоцировал голосование в парламентской фракции по вопросу о доверии ей. Вечером 12 декабря Мэй, вернувшаяся с континента, выиграла это голосование, получив 200 голосов при 117 против. Возобновлять вопрос о доверии лидеру консерваторы теперь не могут в течение года. Но серьёзный ущерб её авторитету всё же был нанесён. В частности подтвердилось, что треть консерваторов будет голосовать против соглашения, то есть оно будет провалено большим числом голосов. При том что вся оппозиция, начиная с лейбористов, его оценила как «наихудший из всех» вариант, то есть он не устраивает и тех, кто за внятный выход из ЕС, и тех, кто за сохранение членства. Собственно, эта перспектива и вынудила Мэй пойти на столь рискованный шаг, как перенос голосования в парламенте в последний момент и в нарушение установленных процедур.
Проблема в том, что голосовавшие за выход из ЕС на референдуме 2016 года британцы исходили из необходимости восстановления полного суверенитета и независимости своей страны. О конкретных условиях разрыва с объединенной Европой речь не шла, да и вступала Великобритания в 1972 году в европейский общий рынок, а последовавшая интеграция не апробировалась электоратом: как и в других странах-членах, она носила ползучий характер. В результате получилось нечто похожее на известное «Без меня меня женили».
Как можно судить, именно это понималось под лозунгом «Глобальной Британии», который выдвинула Мэй, когда стала премьер-министром после отставки Дэвида Камерона, проигравшего референдум. По мнению сторонников Brexit, таких как Борис Джонсон, достигнутое с ЕС соглашение «предаёт» такое видение будущего страны. По его условиям Великобритания окажется «в вассальной зависимости от ЕС», утеряв права членства. Как заявил президент Дональд Трамп, Лондон вряд ли сможет заключить «хорошее» двустороннее торговое соглашение с США.
После саммита ЕС (13 декабря), где Мэй чётко заявила, что соглашение не подлежит вскрытию и что никаких дополнительных гарантий по режиму сухопутной границы Северной Ирландии с Ирландией (а он регулируется Белфастским соглашением 1998 года об урегулировании в Ольстере с участием Дублина, остающегося в ЕС) не будет, премьер продолжает утверждать, что будет добиваться от Брюсселя неких «политических и правовых заверений» на этот счёт. Одновременно Мэй отвергает (и справедливо) саму идею проведения повторного референдума, что было бы сопряжено с политическим и конституционным кризисом. Параллельно правительство будет работать над планами на случай выхода из ЕС без соглашения (этим занимается и Евросоюз).
Будущее самой Мэй – под вопросом. Возможно, она сама уйдёт в отставку. Но главную свою «историческую» задачу она выполнит – ввергнет страну в «жёсткий Brexit», которого вроде как никто не хотел и который в конечном счёте был единственным реально возможным вариантом беспрецедентного для Запада развода.
