Одной из наиболее сложных международных проблем для Киргизии, равно как и для всех государств Центральной Азии, является ситуация в Афганистане, точнее – несколько принципиальных факторов, имеющих отношение к настоящему, но в большей степени к будущему этой страны и потенциально к будущему региона. В их числе следует, конечно же, отметить наркопроизводство в Афганистане и вялую реакцию мирового общества на сложившуюся ситуацию, трансформационные тренды в идеологической и финансовой поддержке терроризма и экстремизма в связи с появлением ДАИШ (запрещённая в России радикальная организация – ред.) в этой стране и так далее.
Хочу сразу подчеркнуть, что, с моей точки зрения, рассуждая об угрозах, исходящих из Афганистана, мы всё-таки должны также иметь в виду и некий символизм термина «афганская угроза», поскольку сегодня география угроз, рисков и вызовов намного шире, чем просто конкретный «афганский фактор».
Весь этот «афганский» комплекс порождает несколько вопросов:
Верны ли те оценки и анализ ситуации в Афганистане, которые имеют место в международном публичном пространстве? Совпадают ли они с оценками, сформулированными в центральноазиатских странах?
Оценки, предложенные странами и международными структурами, которые как будто бы имеют обоснованные и признаваемые другими акторами международной жизни интересы в Афганистане, в целом не внушают позитивного восприятия ситуации в этой стране. Позиции, обнаруживающие разность, а иногда даже полярность интересов участников «афганского процесса», провоцируют формулирование несовпадающих по содержанию предложений и рекомендаций, а, главное, оценок перспектив развития ситуации и, в конечном счете, конкретных планов и действий заинтересованных государств.
В Киргизии же оценки ситуации в Афганистане представляют собой смесь алармизма и скептицизма. Следует отметить, что алармизм иногда чрезмерен, а некоторые внутриафганские и международные факторы порой либо непомерно гипертрофируются, либо, наоборот, игнорируются. Всё это формирует основы устойчивого и долгосрочного недоверия Бишкека к происходящему вокруг Афганистана, устранить которое было бы необходимо для реального анализа и адекватной оценки ситуации в Афганистане. Более того, всё это создаёт обстановку политического и дипломатического дискомфорта в международном общении как на двустороннем, так и многостороннем уровне. Очевидно и то, что понимание актуальности оказания содействия Афганистану причудливо соседствует с подспудным стремлением отгородиться от всего того, что связано с этой страной. Вероятно, у этой ситуации есть и свои субъективные причины.
В этой связи следует также упомянуть и о том, что, по мнению некоторых афганских экспертов, «сейчас народ Афганистана относится к международному сообществу с большим недоверием по сравнению с началом присутствия международных войск в Афганистане в 2001 году» (проф. А.Г.Ливаль. Афганский центр региональных исследований).
Отсутствие доверия – это тот самый наиболее чувствительный, прежде всего в политическом и гуманитарном смыслах, фактор, который, к сожалению, существует в отношениях Афганистана и его соседей, а также между самими соседями Афганистана.
До сегодняшнего дня основной оценочный параметр, которого придерживалась Киргизия, формулировался следующим образом – Афганистан остаётся и (предположительно) останется в будущем главным источником трансграничных преступных явлений и иных опасностей. И, скорее всего, в ближайшей перспективе этот подход Киргизии, в общем-то совпадающий с позициями других центральноазиатских государств, не только не изменится, а, скорее, усугубится под впечатляющим влиянием событий в Сирии и Ираке, в целом в географическом пространстве от Магриба до Афганистана, где разрушаются национальные государства, нарастает жёсткое противостояние и конфликты как между странами региона, так и внерегиональными участниками.
Ситуация в многострадальном Афганистане сегодня становится также более тревожной вследствие нарастающей активности ДАИШ в этой стране. Нынешний министр иностранных дел Афганистана Салахиддин Раббани заявил по этому поводу: «Сейчас они (ДАИШ – И.М.) не очень многочисленны и представляют собой одну из многих группировок, к тому же воюющую с "Талибаном", однако мы обязаны воспринимать эту угрозу очень серьёзно, учитывая их растущую популярность».
Такого рода оценки порождают соответствующие вопросы. Можно ли, хотя бы предположительно, имея в виду возможное улучшение ситуации в Афганистане, рассматривать эту страну как имеющую позитивный потенциал, как страну, с которой возникнет потребность выстраивать какие-то конструктивные отношения, включая политику, культуру, торговлю и инвестиции? И нужно ли уже сегодня включать этот вопрос во внешнеполитические повестки центральноазиатских стран, в том числе и Киргизии?
В рамках Стамбульского процесса осуществляются попытки сконструировать некий образ Афганистана, который уже как будто меняется в лучшую сторону и как будто бы может измениться ещё больше, особенно в координатах предполагаемой транзитно-инфраструктурной роли Афганистана и его значения в соединении Центральной и Южной Азии.
Предложенная Вашингтоном идея «Нового шёлкового пути» является многоцелевым проектом, однако его реализация во многом, вероятно, будет зависеть от военно-политического и финансово-инвестиционного спонсорства США и политической прежде всего поддержке этого проекта со стороны России и Китая. Следует присовокупить сюда же, например, и проблему доверия между странами-участницами электротранзитного проекта (KASA-1000) и ТАПИ.
В связи с вышеизложенным становится актуальным следующее: какое будущее ждёт Афганистан и его соседей в Центральной Азии? В публичном пространстве «гуляет» несколько версий развития Афганистана, в случае если США выведут войска из этой страны.
Дипломаты, эксперты и специалисты различных профилей всерьёз рассматривают варианты существования страны в качестве унитарного государства (1), федерации (2) и конфедерации (3). По большей части все правильно оценивают ситуацию в Афганистане, прогнозируют в целом её негативное развитие и предлагают своё видение, какой должна быть эта страна в будущем. Стандартный набор характеристик – это должно быть миролюбивое, стабильное, развивающееся государство. Но вот – как реально добиться этого, никто не говорит. Или предлагают проекты и программы «афганского возрождения», неприемлемые для действующих афганских политических сил, а также и для других внешних акторов.
Однако, справедливости ради, стоит всё-таки подчеркнуть, что предложить проект или программу, которую поддержали бы все стороны как внутри самого Афганистана, так и за его пределами, весьма и весьма непросто.
На сегодняшний день ситуация вокруг Афганистана формулируется, на мой взгляд, из следующих мозаичных подходов:
1. Вероятно, правы те политики и эксперты, которые утверждают, что у США была стратегия «захода» в Афганистан, но нет чётко сформулированной стратегии «выхода». Во всяком случае эта ситуация вызывает определённые подозрения и небезосновательную тревогу, и подписанное Соглашение о безопасности между США и Афганистаном вряд ли можно квалифицировать как стратегический подход к этой проблеме. Но главный элемент отсутствия стратегии заключается в том, что, уходя, американцы могут оставить страну в ещё более худшем и опасном состоянии.
2. Подходы государств – соседей Афганистана – к проблеме вывода международных сил противоречивы в том смысле, что, с одной стороны, большинство из них хотели бы, чтобы американцы ушли из страны, но, с другой стороны, есть понимание того, что вывод международных сил может спровоцировать эскалацию «негатива» во всех его проявлениях – с последующим нагромождением военно-политических, социогуманитарных и экономических неурядиц и дальнейшим «расползанием» конфликта за пределы Афганистана. Следует лишь добавить, что против намерения президента Барака Обамы оставить американские войска в Афганистане и после 2016 года никто не возражал.
3. В Киргизии постепенно, наверное, как и в других странах региона, начинает формироваться и укрепляться понимание того, что к «афганской проблеме», некогда как бы делегированной США и другим крупным государствам, нужно по мере возможности каким-то образом подключаться. Или же со стороны могут быть предложены нелояльные проекты. Вместе с тем следует отметить, что воссозданные инфраструктурные соединения на таджикско-афганской и узбекско-афганской границе, способные поспособствовать выстраиванию самых простых каналов торгово-экономического сотрудничества и иного общения, вселяют хоть какой-то оптимизм.
Ещё несколько слов о позиции Киргизии по афганской проблематике. Набор интересов Киргизии по афганской проблематике, в отличие от Узбекистана, Таджикистана, Туркмении, весьма скуден, и общий подход этой страны к пониманию ситуации в Афганистане конструируется на базе совокупности заимствованных представлений и концептуальных подходов у стран региона, России и таких международных организаций, как ОДКБ и ШОС. Но, как бы ни оценивали учёные и эксперты, это – наиболее оптимальный, объективный и справедливый способ формулирования позиции по Афганистану для такой небольшой страны, как Киргизия.
Почему? Во-первых, отсутствие у Киргизии общей границы с Афганистаном, некоторая географическая отдалённость, лингвокультурная разница делают ощущение опасности громоздким, но несколько размытым.
Во-вторых, у Киргизии отсутствуют этноориентированные интересы. Своеобразие этих интересов заключается в стихийном формировании чувства этнической солидарности, которое смикшировано с представлением о некоей опасности и вызовах. Это имеет отношение ко многим соседям Афганистана, но не к Киргизии. Небольшое количество киргизов, проживающих на Афганском Бадахшане, – проблема больше гуманитарная, нежели военно-политическая или экономическая. Во всяком случае она не являетcя источником какой-то опасности либо основой для изыскания неких политических и иных преференций. Иногда появляются и так же быстро исчезают идеи переселения афганских соплеменников в Киргизию, иногда в район их проживания доставляется гуманитарная помощь, но не более того.
Правительство Киргизии и экспертное сообщество больше беспокоит будущее перемещение в географическом пространстве тех граждан Киргизии, которые сейчас находятся в Зоне племён в Пакистане и на севере Афганистана, являющихся членами различных террористических и экстремистских организаций. Но эта проблема не может квалифицироваться как этноориентированная.
В-третьих, трудно определить торгово-экономические интересы Киргизии в Афганистане. Даже если они есть, то они настолько ничтожны по объёму и качеству, что не подлежат серьёзному обсуждению.
Понятно, что Киргизии весьма непросто активно развивать двусторонние отношения с Афганистаном в силу очевидных причин, ряд из которых изложены выше. Поэтому наиболее оптимальным вариантом участия Бишкека в «афганских делах» является членство Киргизии в международных организациях, в том или ином варианте задействованных в решении проблем Афганистана, либо приближающихся к этому. Например, Шанхайская организация сотрудничества, в рамках которой было бы, наверное, полезным создать Комитет дружбы и сотрудничества с Афганистаном, в состав которого могли бы войти не только страны-участницы, но и наблюдатели, и партнёры по диалогу.
