Европейский союз: быть или не быть?

Не только в США, но и в Европе элиты были убеждены, что у истории только одна правда. Но рост Китая и возвращение России на мировую арену в сочетании с провалившимися попытками Запада навязать демократию в самых неподобающих для неё местах расставили всё на свои места.

Если внимательно и глубоко проанализировать ситуацию с ЕС, забыв об избыточной политкорректности, которая и так принесла много вреда Европе и всему западному миру (ранее активно применялась в СССР для поддержания строгой дисциплины), можно выделить четыре основные проблемы.

Во-первых, в Европе набирает обороты институциональный кризис. Те народы, от лица которых выступали лидеры шести стран-основательниц в 1957 году при создании «самого крепкого из когда-либо существовавших союзов народов Европы», взбунтовались против пришествия нового Левиафана.

Во-вторых, кризис, связанный с официальной валютой ЕС, евро, представляет собой не только экономический аспект отказа от суверенитета государствами-членами, но и отражает экономические и политические трудности, с которыми вынуждены сталкиваться крупные объединения государств с общей валютой, но совершенно разными уровнями экономического развития, собственными традициями и образом жизни. Расслабленные и спокойные южные народы не могут и не желают становиться суровыми протестантами (в отличие от северных). Жёсткое отношение к Греции со стороны многих европейских институтов, поддерживающих репрессивную линию Германии, вызвало недовольство не только греков, но и многих в Европе. Если колыбель европейской демократии может быть так жёстко поставлена на колени, что делать остальным странам, поющим не в унисон с «хозяйкой»? Вполне предсказуемо, что громче всех высказывают своё недовольство страны восточной и центральной Европы, которые совсем недавно скинули с себя советские оковы и, счастливые, ворвались в процветающую Европу. В 2009 году на пленарном заседании Еврокомиссии чешского президента Вацлава Клауса освистали за сомнения в применении принципа «самого крепкого союза» к большинству соглашений в ЕС.

Помимо этих двух исключительно европейских проблем, присутствуют ещё две более общие, негативно сказывающиеся на ЕС. Одна из них разрушает ЕС изнутри, а вторая создаёт внешние препятствия для восстановления взаимодействия внутри союза. И это: кризис либеральной демократии и смена полюсов власти в мире.

Кризис либеральной демократии уходит корнями в диалектические противоречия либерализма и демократии. Их отношения можно охарактеризовать как взаимодействие друзей/врагов. Свободные рынки и либеральная демократия – суть феномены, которые способствуют развитию друг друга, при этом находясь в состоянии постоянного соперничества и вражды. Чем свободнее рынки, тем сильнее выражено неравенство, чем больше неравенства, тем меньше демократии. Экономист из Кембриджа Ха-Джун Чанг даже отметил несколько лет назад, что «свободный рынок и демократия – не естественные партнёры», хотя следует пояснить, что профессор Чанг не говорил о рыночной экономике как таковой, больше о «неконтролируемом рынке», что в свою очередь поддерживает Милтон Фридман и его сторонники и что было воплощено в политике Рональда Рейгана и Маргарет Тэтчер, а также современных неолибералов. Экономическое неравенство де-факто неминуемо вызывает рост политического неравенства. В то же время политическое неравенство существенно замедляет распространение экономического. Сильная демократия, полученная путём ограничения неравенства, практически всегда ограничивает рыночную свободу. Демократия стремится к равенству всех, а рынки предполагают неравенство. В результате этого постоянного уравновешивания в западных европейских либеральных демократиях (точнее, социальных демократиях) эти два феномена не допускают чрезмерного роста друг друга. Тем не менее эти противоречивые отношения становятся всё менее дружелюбными и более враждебными. Уже несколько десятилетий либеральные элиты в большинстве западных стран, включая основные СМИ, на всех демократов, чья политика (и/или личные качества), им не импонирует, навешивают ярлыки популистов (хотя стоит вспомнить слова Ральфа Дарендорфа, о том, что «популизм для одного является демократией для другого, и наоборот», но ему также принадлежит фраза «популизм прост, а демократия сложна»). В то же время, демократы (популисты) считают либералов высокомерными представителями элит, отдалившимися от простых людей, их нужд и образа мыслей, которые лишь смотрят сверху вниз на них, как на неудачников и плохо информированную толпу (достаточно вспомнить характеристику Хиллари Клинтон, данную сторонникам Трампа, впоследствии опровергнутую). В обоих обвинениях есть своя правда. В некотором смысле, несколько упрощая, можно сказать, что Brexit и избрание Трампа в качестве президента – это победа популизма над властью элит (или, если хотите, демократии над либерализмом).

Не стоит также забывать, что теория и практика демократии возникли и развивались в пределах одного конкретного мононационального государства. Таким образом, это неслучайно, что дефицит демократии стал основной претензией к институтам власти в ЕС, особенно самых сильных и эффективных. На мой взгляд, применение самого понятия демократии к международным отношениям достаточно спорно. То, что кажется самым близким к этому понятию, на международной арене называют балансом сил. Следовательно, для того чтобы применять эту концепцию, ЕС следует идти по пути федерализации, к чему стремятся элиты, но эту мысль отвергают сами европейцы.

Бархатные перчатки западной гегемонии Ричард Саква
Генри Киссинджер утверждает, что жизнеспособность любого международного порядка зависит от того, насколько он уравновешивает законность и власть. Причём и то, и другое подвержено эволюции и изменению. Впрочем, «когда такое равновесие нарушается, то ограничители исчезают и открывается простор для появления самых непомерных притязаний и деятельности самых неукротимых игроков; воцаряется хаос, который длится до тех пор, пока не установится новый порядок».

Тем не менее баланс сил уже некоторое время подвергается радикальной трансформации: от двух сверхдержав во времена холодной войны – через однополярность 1990-х – ко всё более очевидной многополярности современности. Однополярность, которую многие на Западе воспринимают в качестве геополитического гаранта движения к концу истории на земле, имела идеологическую параллель в виде либеральной демократии. Универсальный мир, управляемый из единого центра. Эта нездоровая мысль не учитывала очевидного – мир не только очень велик, но также разнообразен и неоднороден. Не только в США под руководством Билла Клинтона, Джорджа Буша младшего и Барака Обамы, но и в Европе политические, экономические и интеллектуальные элиты были совершенно убеждены, что у истории только одна правда. Однако рост Китая и возвращение России на мировую арену в сочетании с провалившимися попытками Запада навязать демократию в самых неподобающих для неё местах расставили всё на свои места. Но вместо получения отрезвляющего эффекта многие европейские лидеры продолжают тяжело отходить от недавнего фиаско элит. Им трудно осознать неотвратимость многополярности и принять разнообразие не только в рамках либеральных демократий, но и во всем мире.

Эти серьёзные проблемы и даже неспособность европейских политических элит найти их решения совершенно не означают, что проект ЕС провалился. Но его не спасти бесконечным бездумным повторением слоганов вроде «Нам нужно больше Европы, а не меньше» или ролью постмодернистской мягкой силы для жёсткого НАТО и разговорами о необходимости передвинуть «берлинскую стену к российским границам». Если НАТО – это опасный рудимент холодной войны, оставшийся со времен сдерживания опасного врага, который более не существует, и может считаться (если перефразировать президента Путина, назвавшего «развал СССР величайшей геополитической трагедией ХХ века») величайшим геополитическим нонсенсом ХХI века, то ЕС вскружили голову их достижения, многие из которых заслуживают огромного внимания. Одно очевидно – необходимо оставить позади деструктивную политкорректность, и независимо от того, являются ли европейцы в действительности или только считают себя демократами-популистами или либеральными элитами, они должны встретить эти вызовы и решать проблемы сообща и с открытым сознанием. Поскольку многие европейские лидеры не понимают, что политика business as usual может в самом деле уничтожить ЕС, смена власти – это то, что необходимо, так как в данном случае старая русская поговорка «Коней на переправе не меняют» больше не применима и реальность диктует нам необходимость перемен, ведь принцип «как-нибудь выкарабкаемся» перестал работать. В этом отношении 2017 год – год выборов во многих важных европейских странах – может быть поистине судьбоносным. Вместо устаревшего «больше Европы» следует применять новые принципы субсидиарности и децентрализации, а для некоторых стран ЕС предпочтительнее будет вернуться в долгосрочной перспективе к национальным валютам, ведь в краткосрочной это было бы довольно болезненно. Также нужно рассматривать вопросы, связанные с «многоскоростной Европой» или созданием меньшего союза. Открытость и сотрудничество в отношении стран, находящихся вне ЕС, и особенно в отношении крупнейшего из соседей – России, отвечает интересам Евросоюза и сделает мир безопасней для всех.

Завершить мне бы хотелось цитатой пожилого мудрого человека Махатхира Мохамада, которую я увидел несколько дней назад в его интервью газете «Фигаро»: «Развал ЕС намечался достаточно давно. Я внимательно изучил их опыт, когда мы хотели создать нечто подобное в Азии. Основной проблемой стало то, что страны слишком быстро решили объединиться, не оценив совершенно разный уровень развития. Евро стал торговой, а не национальной валютой. Возможно, сохрани Греция свои драхмы, интеграция была бы медленнее, но намного эффективнее. Тем не менее они хотели начать поскорее жить богаче, не имея для этого необходимых ресурсов» («Фигаро», 13 февраля 2017 года). Необходимо сделать шаг назад и осознать, что именно и почему пошло не так, чтобы спасти ЕС, который многого добился и обладает большим потенциалом. 

Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.