В последние годы геоэкономическое проектирование евразийского пространства набирает темп и расширяет масштабы. Евразийский экономический союз, китайский Экономический пояс Шёлкового пути и американский «Новый Шёлковый путь» являются сегодня наиболее весомыми и перспективно значимыми проектами на пространстве Евразии.
Понятно, что предлагаемые проекты представляют очевидный интерес для центрально-азиатских стран. Вместе с тем, при всех своих развернутых и скрытых преимуществах и достоинствах, эти проекты страдают, как мне кажется, некоторым дефицитом содержательности, точнее, смысловых конструкций, предопределяющих деятельность людей и государств, в основе которых должно быть, в частности, создание совокупности неких моделей идентичности, в данном случае, евразийской.
Масштабные, с претензией на глобальную значимость, проекты не должны ограничиваться только эконометрическими параметрами. Видимо, было бы целесообразно включать в «проектную документацию» и такие процессы, как формирование совместного, но не единообразного, культурно-гуманитарного пространства сотрудничества. В его основе, на мой взгляд, должно быть взаимопонимание, свободное от информационно-мировоззренческих искажений прошлого, и, что особенно важно, конструирование позитивных образов и символов для общего будущего. Отчетливо представляю важность развития промышленного производства, транспорта, финансов, материальных ресурсов и тому подобного.
Разумеется, рассмотрение проблемы современного евразийства нельзя осуществлять вне контекста развития современной глобальной ситуации, для которой сегодня характерны такие явления, как глубокий кризис концепций социально-экономического развития, религий, гуманитарных ценностей, международного права, и многого другого.
Естественно, геоэкономическое проектирование и реализация соответствующих программ будет иметь геополитические последствия. И евразийское экономическое проектирование, равно и как другие глобальные и региональные программы, – это с одной стороны, проектирование интересов великих держав, которые не всегда и ни во всем совпадают с интересами тех, кто является участником проектирования с меньшими по размерами и возможностям. Но, с другой стороны, у последних при всей уязвимости возникает возможность самомобилизации и формирования потенциала для развития.
Что было бы интересно для Киргизии?
С точки зрения суверенного евразийского экономического проектирования у Киргизии может быть несколько пространств экономического и иных форм сотрудничества.
В первую очередь, это конструирование собственно центрально-азиатской модели при партнёрстве с внерегиональными акторами. Этот вариант, безусловно, может рассматриваться как наиболее оптимальный, но на данный исторический момент не самый перспективный, в том числе и с точки зрения возможности осуществления.
Следующий возможный вариант построения пространства сотрудничества – евразийская модель. Здесь следует отметить два момента:
Как это ни парадоксально, евразийские модели интеграции при всех их недостатках имеют больше шансов на имплементацию, нежели модель центрально-азиатская. Инерционное политико-психологическое и историко-государственническое влияние геополитического проектирования, имевшего место в недалеком прошлом, достаточно велико и до сих пор, причём не только в России, но и во всех без исключения центральноазиатских государствах, правда с различной амплитудой восприятия и влияния и, разумеется, с различными перспективами.
Подчеркивая особую роль России в проекте евразийского сотрудничества, отмечу очень важное принципиальное изменение её нынешнего лидерского статуса в отличие от ситуации стопятидесятилетней давности. Сегодня Россия – интегратор.
Другой момент связан с тем, что постепенное инкорпорирование Китая в т.н. евразийское экономическое пространство становится очевидным и общепризнанным, и процесс этот будет становиться всё более масштабным и ускоряющимся. Сегодня понятно и то, что Китай на евразийском направлении будет двигаться без предложения каких-либо экстравагантных экономических интеграционных схем и механизмов, аккуратно используя свою нарастающую экономическую мощь и по мере возможности присовокупляя сюда «мягкую силу» китайской культуры. Причём делая это без каких-либо политических изощрённостей и идеологического надрыва, не отказывая в партнёрстве ни уже имеющимся, ни новым проектам сотрудничества.
Предложенная Председателем КНР Си Цзиньпином в ходе визита в центрально-азиатские страны в 2013 году идея создания Экономического пояса Шёлкового пути есть не что иное, как некая схема-модель более тесного торгово-экономического, транспортно-инфраструктурного и иного сотрудничества Китая со странами евразийского пространства. Речь идёт именно о сотрудничестве, а не об интеграции. Как мне представляется, Китай самодостаточен и особо не нуждается в интеграции.
Таким образом, моделирование евразийского экономического ареала, предложенное великими державами, постепенно начинает обретать пока не очень отчетливые, но уже контурно обозначенные параметры и границы сотрудничества, в пределах которого будут, скорее всего, сосуществовать две-три заявленные либо уже действующие проектные модели.
Режим сосуществования или сопряжения проектов будет нуждаться в формулировании и формирования некоего свода правил, процедур и совместимости искомых результатов. Иное моделирование евразийского пространства спровоцирует более жесткое и более бескомпромиссное соперничество государств, организаций в геополитическом и стратегическом контекстах.
Представляется, что пока нет оснований рассматривать евразийское геоэкономическое проектирование как некое сугубо отраслевое измерение уже существующей геополитической конкуренции великих держав. Роль дипломатии, как двусторонней, так и многосторонней, будет заключаться в необходимости максимально избежать провоцирования конфликтов, создании дипломатических продуктов «большого и малого» компромисса, в том числе с целью нивелирования возникающих противоречий и т.д.
Киргизия не является участником «трубопроводных схем». Отсутствие «нефтегазовой» дипломатии может, на первый взгляд, казаться серьёзным недостатком небольшой страны. К тому же сегодня Киргизия находится в стороне от основных инфраструктурных систем мировой экономики. Поэтому возможности, которые определяют потребности страны, весьма сужены, но они есть и их надо максимально использовать.
Я вижу две такие возможности.
Из предложенного историей – это «оседлание» Киргизией экономической «оси» Россия – Казахстан на пространстве ЕАЭС. Сегодня об этой «оси» можно говорить как о константе политико-экономической жизни Евразийского континента и её «нависающем» влиянии на центральноазиатский регион.
В отличие от российско-казахстанской суммы приоритетов китайское направление для Киргизии является практически новым направлением, но уже сегодня сектор киргизского информационного пространства, связанный с Китаем, весьма своеобразно, но впечатляюще влияет на формирование общественного мнения и принятие решений на всех уровнях. Китайское направление международного сотрудничества является чрезвычайно важным и актуальным на современном этапе для Киргизии.
В настоящее время Россия и Китай, равно как и другие страны, озабочены разработкой новых, адекватных новому времени моделей экономического развития. Существует ли возможность некоей гармонизации разрабатываемых в Москве и Пекине экономических концепций? Наверное, да. Для государств Центральной Азии, в том числе и для Киргизии, полезно пристальнее присмотреться к этим процессам.
Изложенное выше – это возможная стратегия Киргизии на евразийском направлении. В качестве механизмов и инструментария реализации этой стратегии могут быть также использованы возможности, сокрытые в идеях ЕАЭС и Экономического пояса Шёлкового пути.
Для достижения цели, изложенной в заявлениях лидеров России и Китая, о сопряжении Евразийского экономического союза и Экономического пояса Шёлкового пути необходимо и далее выстраивать пространство доверия и взаимовыгодного сотрудничества, прежде всего между Москвой и Пекином, и совместимости их интересов в Центральной Азии. Но представляется, что центрально-азиатские государства должны быть более активно и конструктивно привлечены к обсуждению этих вопросов и принятию решений.
Как мне представляется, было бы целесообразно вывести евразийское проектирование в тренд формирования некоего исторического процесса с соответствующим новым уровнем культуры международного общения без поражения интересов малых государств, новым форматом и содержанием лидерства, без чрезмерной милитаризации пространства Шёлкового пути. Разумеется, должны быть подобающим образом активированы общие усилия по борьбе с терроризмом, экстремизмом и иными проявлениями трансграничной преступности.
Как должна действовать Киргизия в такой ситуации?
Прежде всего для Киргизии необходимо иметь что-то, что можно «сопрягать». Например, национальную концепцию развития, выработанную на основе общенационального консенсуса и могущую стать неким общественно-политическим договором о будущем страны, предусматривающего необходимость соблюдения социальной и этнической дисциплины, построения национального государства, формирования национального полиэтнического и поликонфессионального общества и, наконец, конструирования базовых элементов национальной идентичности. И, разумеется, предложить к освоению крупные проекты.
Во-вторых, создание киргизского национального участка Экономического пояса Шёлкового пути не должно противоречить участию Киргизии в деятельности ЕАЭС. Более того, сегодня очевидно, что, если членство в последней стимулирует мобилизацию имеющихся и еще неиспользованных возможностей и ресурсов как самой Киргизии, так и стран-участниц ЕАЭС, то Экономический пояс может придать необходимую динамику развитию этой мобилизации, активному использованию предоставляющихся потенциалов Китая и других стран Европы и Азии, то есть открыть путь к развитию и расширить географию сотрудничества.
И, в-третьих, должно быть предусмотрено полное или фрагментарное присоединение либо участие Киргизии в планируемых другими участниками многосторонних программах и проектах.
Понятно, что предлагаемые проекты представляют очевидный интерес для центрально-азиатских стран. Вместе с тем, при всех своих развернутых и скрытых преимуществах и достоинствах, эти проекты страдают, как мне кажется, некоторым дефицитом содержательности, точнее, смысловых конструкций, предопределяющих деятельность людей и государств, в основе которых должно быть, в частности, создание совокупности неких моделей идентичности, в данном случае, евразийской.
Масштабные, с претензией на глобальную значимость, проекты не должны ограничиваться только эконометрическими параметрами. Видимо, было бы целесообразно включать в «проектную документацию» и такие процессы, как формирование совместного, но не единообразного, культурно-гуманитарного пространства сотрудничества. В его основе, на мой взгляд, должно быть взаимопонимание, свободное от информационно-мировоззренческих искажений прошлого, и, что особенно важно, конструирование позитивных образов и символов для общего будущего. Отчетливо представляю важность развития промышленного производства, транспорта, финансов, материальных ресурсов и тому подобного.
Разумеется, рассмотрение проблемы современного евразийства нельзя осуществлять вне контекста развития современной глобальной ситуации, для которой сегодня характерны такие явления, как глубокий кризис концепций социально-экономического развития, религий, гуманитарных ценностей, международного права, и многого другого.
Естественно, геоэкономическое проектирование и реализация соответствующих программ будет иметь геополитические последствия. И евразийское экономическое проектирование, равно и как другие глобальные и региональные программы, – это с одной стороны, проектирование интересов великих держав, которые не всегда и ни во всем совпадают с интересами тех, кто является участником проектирования с меньшими по размерами и возможностям. Но, с другой стороны, у последних при всей уязвимости возникает возможность самомобилизации и формирования потенциала для развития.
Что было бы интересно для Киргизии?
С точки зрения суверенного евразийского экономического проектирования у Киргизии может быть несколько пространств экономического и иных форм сотрудничества.
В первую очередь, это конструирование собственно центрально-азиатской модели при партнёрстве с внерегиональными акторами. Этот вариант, безусловно, может рассматриваться как наиболее оптимальный, но на данный исторический момент не самый перспективный, в том числе и с точки зрения возможности осуществления.
Следующий возможный вариант построения пространства сотрудничества – евразийская модель. Здесь следует отметить два момента:
Как это ни парадоксально, евразийские модели интеграции при всех их недостатках имеют больше шансов на имплементацию, нежели модель центрально-азиатская. Инерционное политико-психологическое и историко-государственническое влияние геополитического проектирования, имевшего место в недалеком прошлом, достаточно велико и до сих пор, причём не только в России, но и во всех без исключения центральноазиатских государствах, правда с различной амплитудой восприятия и влияния и, разумеется, с различными перспективами.
Подчеркивая особую роль России в проекте евразийского сотрудничества, отмечу очень важное принципиальное изменение её нынешнего лидерского статуса в отличие от ситуации стопятидесятилетней давности. Сегодня Россия – интегратор.
Другой момент связан с тем, что постепенное инкорпорирование Китая в т.н. евразийское экономическое пространство становится очевидным и общепризнанным, и процесс этот будет становиться всё более масштабным и ускоряющимся. Сегодня понятно и то, что Китай на евразийском направлении будет двигаться без предложения каких-либо экстравагантных экономических интеграционных схем и механизмов, аккуратно используя свою нарастающую экономическую мощь и по мере возможности присовокупляя сюда «мягкую силу» китайской культуры. Причём делая это без каких-либо политических изощрённостей и идеологического надрыва, не отказывая в партнёрстве ни уже имеющимся, ни новым проектам сотрудничества.
Предложенная Председателем КНР Си Цзиньпином в ходе визита в центрально-азиатские страны в 2013 году идея создания Экономического пояса Шёлкового пути есть не что иное, как некая схема-модель более тесного торгово-экономического, транспортно-инфраструктурного и иного сотрудничества Китая со странами евразийского пространства. Речь идёт именно о сотрудничестве, а не об интеграции. Как мне представляется, Китай самодостаточен и особо не нуждается в интеграции.
Таким образом, моделирование евразийского экономического ареала, предложенное великими державами, постепенно начинает обретать пока не очень отчетливые, но уже контурно обозначенные параметры и границы сотрудничества, в пределах которого будут, скорее всего, сосуществовать две-три заявленные либо уже действующие проектные модели.
Режим сосуществования или сопряжения проектов будет нуждаться в формулировании и формирования некоего свода правил, процедур и совместимости искомых результатов. Иное моделирование евразийского пространства спровоцирует более жесткое и более бескомпромиссное соперничество государств, организаций в геополитическом и стратегическом контекстах.
Представляется, что пока нет оснований рассматривать евразийское геоэкономическое проектирование как некое сугубо отраслевое измерение уже существующей геополитической конкуренции великих держав. Роль дипломатии, как двусторонней, так и многосторонней, будет заключаться в необходимости максимально избежать провоцирования конфликтов, создании дипломатических продуктов «большого и малого» компромисса, в том числе с целью нивелирования возникающих противоречий и т.д.
Киргизия не является участником «трубопроводных схем». Отсутствие «нефтегазовой» дипломатии может, на первый взгляд, казаться серьёзным недостатком небольшой страны. К тому же сегодня Киргизия находится в стороне от основных инфраструктурных систем мировой экономики. Поэтому возможности, которые определяют потребности страны, весьма сужены, но они есть и их надо максимально использовать.
Я вижу две такие возможности.
Из предложенного историей – это «оседлание» Киргизией экономической «оси» Россия – Казахстан на пространстве ЕАЭС. Сегодня об этой «оси» можно говорить как о константе политико-экономической жизни Евразийского континента и её «нависающем» влиянии на центральноазиатский регион.
В отличие от российско-казахстанской суммы приоритетов китайское направление для Киргизии является практически новым направлением, но уже сегодня сектор киргизского информационного пространства, связанный с Китаем, весьма своеобразно, но впечатляюще влияет на формирование общественного мнения и принятие решений на всех уровнях. Китайское направление международного сотрудничества является чрезвычайно важным и актуальным на современном этапе для Киргизии.
В настоящее время Россия и Китай, равно как и другие страны, озабочены разработкой новых, адекватных новому времени моделей экономического развития. Существует ли возможность некоей гармонизации разрабатываемых в Москве и Пекине экономических концепций? Наверное, да. Для государств Центральной Азии, в том числе и для Киргизии, полезно пристальнее присмотреться к этим процессам.
Изложенное выше – это возможная стратегия Киргизии на евразийском направлении. В качестве механизмов и инструментария реализации этой стратегии могут быть также использованы возможности, сокрытые в идеях ЕАЭС и Экономического пояса Шёлкового пути.
Для достижения цели, изложенной в заявлениях лидеров России и Китая, о сопряжении Евразийского экономического союза и Экономического пояса Шёлкового пути необходимо и далее выстраивать пространство доверия и взаимовыгодного сотрудничества, прежде всего между Москвой и Пекином, и совместимости их интересов в Центральной Азии. Но представляется, что центрально-азиатские государства должны быть более активно и конструктивно привлечены к обсуждению этих вопросов и принятию решений.
Как мне представляется, было бы целесообразно вывести евразийское проектирование в тренд формирования некоего исторического процесса с соответствующим новым уровнем культуры международного общения без поражения интересов малых государств, новым форматом и содержанием лидерства, без чрезмерной милитаризации пространства Шёлкового пути. Разумеется, должны быть подобающим образом активированы общие усилия по борьбе с терроризмом, экстремизмом и иными проявлениями трансграничной преступности.
Как должна действовать Киргизия в такой ситуации?
Прежде всего для Киргизии необходимо иметь что-то, что можно «сопрягать». Например, национальную концепцию развития, выработанную на основе общенационального консенсуса и могущую стать неким общественно-политическим договором о будущем страны, предусматривающего необходимость соблюдения социальной и этнической дисциплины, построения национального государства, формирования национального полиэтнического и поликонфессионального общества и, наконец, конструирования базовых элементов национальной идентичности. И, разумеется, предложить к освоению крупные проекты.
Во-вторых, создание киргизского национального участка Экономического пояса Шёлкового пути не должно противоречить участию Киргизии в деятельности ЕАЭС. Более того, сегодня очевидно, что, если членство в последней стимулирует мобилизацию имеющихся и еще неиспользованных возможностей и ресурсов как самой Киргизии, так и стран-участниц ЕАЭС, то Экономический пояс может придать необходимую динамику развитию этой мобилизации, активному использованию предоставляющихся потенциалов Китая и других стран Европы и Азии, то есть открыть путь к развитию и расширить географию сотрудничества.
И, в-третьих, должно быть предусмотрено полное или фрагментарное присоединение либо участие Киргизии в планируемых другими участниками многосторонних программах и проектах.
Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.
Триста лет прогресса и разума
21.04.2024
