Пока внешняя политика большинства стран оставляет большое пространство для скороспелых суждений, стереотипов и невежества. Дипломатии предстоит пройти долгий путь, чтобы оказаться в числе точных дисциплин. К сожалению, путь к этому лежит только через ошибки – международные кризисы.
Трудно не заметить, что медиасреда влияет на умы внешнеполитических элит. Для многих внешняя политика всё больше становится не только профессией, но и приятным времяпрепровождением, развлечением. Это напрямую влияет на качество внешнеполитических оценок и решений.
Причин тому несколько. Современная политика разворачивается в медиапространстве. Конечно, значимые переговоры ведутся за закрытыми дверями, но связанный с ними публичный резонанс нередко становится важнее сути договорённостей. Ведь социальные сети ориентированы на одобрение – политики и эксперты ждут, что им будут аплодировать при каждом жесте. Ток-шоу не предназначены устанавливать истину – как заметил Сергей Марков, это аттракцион эмоций, в котором зритель видит, как «свои» расправляются с подготовленными для битья «чужими». В условиях глобальной медиасреды происходит девальвация внешнеполитической экспертизы и ценности объективного знания о мире.
Однако в нынешних условиях множественных международных кризисов качественные знания друг о друге нужны как никогда. При этом получить их существенно легче, чем прежде. Но стремление понять мотивы и логику друг друга – как и опасения, фобии – исчезло. Воображение с готовностью рисует оппонента в худших красках.
В результате из внешнеполитического диалога уходит рассудочность и взаимное уважение. Гэги, мемы, яркие позы постепенно заменяют дипломатию. Возможно это следствие ложного ощущения безопасности, невозможности войны как следствия ядерного сдерживания. Во внешней политике ведущих государств возникает безответственность, как говорит Тимофей Бордачёв, «стратегическая фривольность» – готовность создавать рискованные ситуации в угоду сиюминутным интересам.
Говорят, что новая информационная эпоха смывает разницу между взрослыми и детьми, что наступает эра всеобщей инфантильности. Не хочется думать о последствиях этого для международных отношений. Разработка внешнеполитической стратегии – крайне требовательная к профессиональным качествам исполнителя задача. Даже разобраться – хотя бы разобраться – в сложных кризисах вроде украинского или корейского крайне непросто. Попробуем представить, какие профессиональные навыки и качества нужны для этого исполнителю.
Речь здесь пойдёт не о профессиональных пропагандистах и циниках, которые не щепетильны к состоянию двусторонних отношений с другой страной и могут использовать в карьерных целях любую конъюнктуру. Речь идёт о добросовестных специалистах среднего звена, руководителях отделов и департаментов в ведомствах внешнеполитического направления. По моему опыту, таких большинство. Перед ними прежде всего стоит кажущаяся простой задача – разобраться в ситуации.
Однако в действительности эта задача не такая простая и для её решения существует несколько препятствий.
Во-первых, недостаток первоклассной информации. Кажется, что в распоряжении дипломата неисчерпаемое море данных – соцсети, материалы СМИ, подписки на закрытые аналитические продукты, собственные материалы ведомств. Однако на деле оказывается, что это вторичные источники, насыщенные яркими интерпретациями, интересные для широкой аудитории СМИ, но профессионально непригодные. Погоня за читателем в современной медиасреде ставит аптекарскую точность рассказа на второй план. Собственные материалы ведомств нередко грешат искажениями и второстепенными деталями, любопытными, но незначительными для понимания предмета. Экспертные доклады в редких случаях затрагивают интересуемый срез проблемы и кажутся неактуальными.
Вторым препятствием является отсутствие личных наблюдений. Раз в год министерство может снарядить полевую миссию для уточнения фактов в составе трёх-четырёх человек. Рассказами об этой недельной поездке департамент будет жить год. Однако этого мало. Трезвая оценка может базироваться только на накопленном опыте личных наблюдений за страной, лучше всего – длительного проживания в ней. За это время специалист должен обзавестись несколькими сотнями профессиональных контактов и получить значительный багаж наблюдений за обществом и элитами в разных обстоятельствах. В багаже должны оказаться наблюдения об экономике, культуре и быте страны проживания. Только эти знания позволят выработать эмпатию – способность поставить себя на место другого, подлинно понять его, не соглашаясь. Этот навык не получить из вторых рук или из чтения книг, СМИ и просмотра кино. Только личный опыт наблюдений может подтвердить, что США действительно верили в возможность силой привнести демократию в Афганистан и Ирак и потратили на достижения этой цели около 2 трлн долларов. Не понимая американский ментальный контекст, сложно в это поверить. Можно утверждать, что малый вес имеет мнение человека, побывавшего в интересуемой стране меньше двух десятков раз.
Третья проблема – недостаток фундаментальной подготовки у специалистов. Если говорить про коллег из стран Запада, то там с трудом можно назвать университет, в котором по-прежнему преподают хронологически непрерывный курс всемирной истории с древних времён до современности. Только такой курс учит связывать причины со следствиями в поведении государств и даёт требуемый ассоциативный ряд для анализа текущей политики. Преподавание региональных дисциплин и иностранных языков непоправимо поражено в правах. Считается, что местную специфику должны знать местные наёмные кадры, а для перевода есть переводчики. Вместо этого учебные программы будущих дипломатов насыщены инновационными техниками и прикладными модулями. Решать кейсы и вершить проекты–полезно уметь, но сначала хорошо бы что-то знать о принимающей стране и её взгляде на мир.
В-четвёртых, отсутствие фундаментальных знаний зачастую компенсируется идеологической заданностью. Даже первоклассная информация читается и понимается таким специалистом неправильно – сквозь призму собственных стереотипов и зачастую на родном языке, а не на языке оригинала. В результате глаза смотрят и не видят значимого, автоматически отсеивая непонятный, неудобный или неприятный материал. Это не позволяет в полной мере понять контекст и подлинное значение происходящего.
Всё это делает специалиста безоружным при работе со сложностью, многозначностью контекстов и множественностью сигналов, характерных для внешней политики. Такой дипломат импульсивен и становится лёгкой жертвой манипуляции или, что чаще, хлёсткой колонки в газете.
Внешнеполитическая практика – сложная профессиональная область, в которой требуются точность, проницательность и совершенное знание – себя, страны-партнёра и текущей обстановки. Без этого даже первоклассный источник будет прочитан, услышан и понят неправильно. А значит, будет дана неверная оценка и принято ошибочное решение.
Китайский военный стратег Сунь-цзы писал: «Если знаешь его и знаешь себя, сражайся хоть сто раз, опасности не будет; если знаешь себя, а его не знаешь, один раз победишь, другой раз потерпишь поражение; если не знаешь ни себя, ни его, каждый раз, когда будешь сражаться, будешь терпеть поражение».
Пока внешняя политика большинства стран оставляет большое пространство для скороспелых суждений, стереотипов и невежества. Качество внешнеполитических оценок и решений зачастую ниже подобных решений в сфере экономики и социального регулирования. Как науке и профессии дипломатии ещё предстоит пройти долгий путь, чтобы оказаться в числе точных дисциплин. К сожалению, путь к этому лежит только через ошибки – международные кризисы.
