Жители Восточной Германии должны были изменить почти всё в своей жизни, в то время как Запад в основном сохранил свой статус-кво. Гордость поляков и эстонцев своей недавно завоёванной независимостью после десятилетий коммунистического режима для восточных немцев нехарактерна. Однако, несмотря на трудности объединения двух очень разных политических систем, немецкая демократия устояла. Почему – объясняет Райнхард Крумм, глава департамента Центральной и Восточной Европы фонда Фридриха Эберта, руководитель регионального Управления по безопасности и сотрудничеству в Европе.
Прогнозы относительно исхода объединения Германии были чрезвычайно неоднородными. Артур Миллер, известный американский писатель, назвал своё эссе в New York Times в мае 1990 года «Опасения из-за немцев». Он задавался вопросом, не окажется ли демократическая система для Федеративной Республики Германии «просто иностранной выдумкой, которая была удобной в определённый исторический момент». И сможет ли она стать прочной основой для объединения с недемократической Восточной Германией.
У активных граждан Восточной Германии была иная точка зрения. Они начали мирную революцию без вмешательства извне и скандировали Wir sind ein Volk (Мы – один народ). Для этих демонстрантов конец государства, носившего обманчивое название Германской Демократической Республики, был единственным способом стать свободными. Таким образом, объединение было очевидным логичным шагом. Некоторые политики на Востоке и на Западе, конечно, предполагали сохранение двух Германий, по крайней мере на какое-то время. Но история не допускала такого сценария.
Теперь, тридцать лет спустя, Вольфганг Шойбле, председатель германского парламента, называет объединение Германии «исторической удачей». Он заметил, что немцы были последними, кто мог поверить в объединение после расколов Второй мировой войны. Планов на этот случай не было ни в одной папке ни в одном министерстве, «это было последнее, что можно было вообразить». Но это случилось.
С тех пор каждый год по случаю официального дня объединения, 3 октября, немцы и их соседи задаются вопросом, насколько успешным было это грандиозное предприятие и уменьшился ли разрыв между Востоком и Западом. Разумеется, оценки менялись из года в год, но окончательный вердикт ещё не вынесен.
Немецкое государство изначально инициировало сложную систему денежных переводов с Запада на Восток. Поскольку Германия является федеративным государством, правительство было заинтересовано в укреплении финансов, инфраструктуры и системы образования в пяти восточных землях. Деньги были выделены западными землями и федеральным правительством. Был введён налог, требующий от каждого гражданина Германии помогать финансировать реформы на Востоке.
Многое изменилось к лучшему. Но не всё. Обе части, Восток и Запад, должны были справиться с вызовами мощной глобализации начиная с 1980-х годов. Традиционным промышленным предприятиям пришлось модернизироваться, их рабочим – адаптироваться и стать «белыми воротничками» в быстрорастущей сфере услуг. Средний класс в обоих обществах также вынужден был приспосабливаться и начал сливаться воедино. Тем не менее на Востоке верхушка остаётся менее зажиточной, чем на Западе.
Распределение богатства неравномерно из-за долгой истории Восточной Германии при коммунистическом правлении. Пришлось выплатить репарации Советскому Союзу; частная собственность была разрешена лишь в ограниченной степени. Если говорить о разнице в доходах, то картина будет иной. В 1993 году восточные немцы зарабатывали около 72% от заработков западных немцев; к 2018 году разница речь шла уже о 89%. Эксперты считают, что из-за разницы в покупательной способности это расхождение ещё меньше.
Путешествуя по восточным частям Германии, можно увидеть результаты инвестиций в инфраструктуру и модернизацию городских центров. Многие части Восточной Германии выглядят более современными, чем Запад. Телефонные линии отчасти более надёжны, автомагистрали новые и гладкие, аэропорты хорошо спроектированы и функциональны. Эту позитивную трансформацию можно наблюдать не только в Восточной Германии, но и во многих странах Центральной и Восточной Европы.
Условия жизни на Востоке и Западе начинают сближаться. Жизни граждан становятся всё более похожими, и, согласно опросам, удовлетворённость жизнью и там, и там почти одинаковая, особенно среди мужчин и женщин в возрасте от 20 до 30 лет. Лейпциг – самый модный студенческий город. Только среди людей старше 65 лет различия между Востоком и Западом остаются значительными. В целом в Германии есть ощущение, что в деле повышения уровня жизни на Востоке был достигнут большой прогресс.
Но объединения умов всё ещё нет. Старые клише живы.
Кроме того, управление экономическими реформами через трастовую компанию Treuhand-Gesellschaft, которая подмяла под себя или закрыла почти все предприятия Восточной Германии, по-прежнему оставляет весьма горький привкус. Британский историк Александр Кларксон недаром использовал слово «унижение» – значительное число восточных немцев до сих пор испытывают именно это чувство. В конце концов, жители Востока должны были изменить почти всё в своей жизни, в то время как Запад в основном сохранил свой статус-кво. Гордость поляков и эстонцев своей недавно завоёванной независимостью после десятилетий коммунистического режима для восточных немцев нехарактерна.
В других странах бывшего Восточного блока лидеры мирных революций перешли прямо в исполнительную власть: Вацлав Гавел в Праге, Леннарт Мери в Эстонии, Лех Валенса в Польше и многие другие. Они смогли определить будущее своих стран с учётом исторического опыта и накопленного недовольства. Вместе со своими сторонниками они ввели новые правила и ценности и научились с ними жить. В объединённой Германии всё было иначе.
Несмотря на то, что канцлер Германии Ангела Меркель родом из Восточной Германии, большая часть национальной элиты (премьер-министры 16 земель, генеральные директора крупных компаний, руководители медиа-компаний) преимущественно из Западной Германии. Перенос западных элит на Восток несколько замедлился, но всё ещё происходит. На Востоке западные немцы занимают большинство руководящих должностей. Одна из причин заключается в том, что западные немцы использовали свои сети и связи, которые восточные немцы потеряли после объединения, когда их старая элита развалилась.
Между двумя половинами страны всё ещё остаются некоторые различия во взглядах. Государственная комиссия по улучшению отношений между Востоком и Западом увязла в спорах о квотах для восточных и западных немцев ещё до того, как смогла начать работу. Предложение отмечать национальное объединение не 3 октября, а 9-го, в день начала демонстраций в Лейпциге в 1989 году, не получило поддержки.
Авторы из Восточной Германии много пишут об ошибках объединения. На Востоке люди всё ещё определяют себя сначала как восточных немцев и только затем как немцев. Западные немцы не проводят такого различия.
На сам факт объединения при этом никто не покушается. В целом падение Берлинской стены одинаково позитивно воспринимается как восточными, так и западными немцами. Однако общего нарратива по-прежнему не хватает. Исторический опыт Восточной и Западной Германии не слился, чтобы сформировать основу для новой всеобъемлющей немецкой идентичности вместо концепции «Германия плюс Восток».
Согласно недавнему отчёту Bertelsmann Stiftung, есть три основные темы, которые могут стать отправной точкой для диалога между жителями Востока и Запада:
1. Положительный нарратив о Германии, включающий ответственность за прошлое.
2. Необходимость подготовиться к будущему, в котором работа будет организована иначе, чем когда-либо прежде.
3. Чувство солидарности в период изменения климата, социальных перемен и цифровой революции.
Очевидно, что процесс объединения Германии всё ещё продолжается. Это характерно для преобразований в целом, что мы видим не только на Востоке, но и на Западе. Артур Миллер относился к немцам скептически и даже с опаской. В своём эссе он спрашивал, насколько глубоко демократические правила укоренились в Германии, «насколько они священны и сохранятся ли они в трудные времена».
Кто бы мог подумать, что три десятилетия спустя такие сомнения в устойчивости демократии возникнут в отношении самих США, а Германия будет на этом фоне казаться гораздо более стабильной и надёжной демократической страной. Немецкая демократия устояла, несмотря на трудности объединения двух очень разных политических систем, и теперь находится в весьма сильной позиции, чтобы противостоять многочисленным вызовам неопределённого будушего.
