30 ноября – 1 декабря в Аргентине состоялся очередной саммит «Большой двадцатки», от которого ждали то ли большого потрясения, то ли полного штиля, не считая ряда двусторонних встреч. В итоге единственным важным его достижением стало то, что президент США Дональд Трамп заключил с Мексикой и Канадой новый договор взамен NAFTA. Отсюда вопрос – насколько этот экономический форум по-прежнему работоспособен и что его ждёт в ближайшем будущем? Способен ли он сдержать рост протекционизма и торговых войн? Какие конкретные меры предлагаются в его декларации? На эти вопросы в интервью ru.valdaiclub.com ответил приглашённый профессор Центра исследований экономики и политики стран с переходной экономикой Ляонинского университета Станислав Ткаченко.
Общее впечатление от недавно завершившегося в Аргентине саммита «Большой двадцатки» такое, что её привычная основная повестка – борьба с угрозами экономических кризисов – то ли решена, то ли ушла на второй план. Поэтому итоговая декларация форума – документ довольно несбалансированный.
Первый пункт, в котором затрагиваются вопросы главной повестки саммита, для решения которых он создавался в 2008 году – лишь 23-й по порядку. Ключевой проблематики «двадцатки» касаются только пункты с 23-го по 30-й: это сохранение стабильности международных финансов, отказ от конкурентных девальваций валют, отказ от использования налоговых гаваней, налогообложение движения капиталов (налог Тобина) и так далее.
Всех этих опасностей сейчас действительно стало заметно меньше. За истекшие 10 лет их угроза для мировой экономики снижена или почти полностью устранена. Поэтому в начало декларации поставлены диковинные вопросы, больше подходящие для пленарных заседаний Всемирного Давосского или Петербургского экономического форумов, где учёные и политики размышляют о будущем, о последствиях четвёртой промышленной революции или об угрозе размывания базы для налогообложения в отдельных странах. Всё это очень хорошо, но к реальной повестке дня международных отношений прямого отношения не имеет.
Природа «Большой двадцатки» такова, что это – не международная межправительственная организация, а международный форум. Он принимает декларативные документы, которые потом реализуются на каком-то другом уровне: межгосударственными интеграционными объединениями и отдельными суверенными государствами.
Наконец, на саммите в Буэнос-Айресе мы впервые стали свидетелями долгожданного саммита тройки – России, Индии и Китая (РИК). Постепенно на наших глазах формируются основы новой биполярной системы мировой экономики: США и их многочисленные сателлиты, с одной стороны, и РИК вместе с партнёрами по БРИКС и ШОС, с другой стороны.
Ключевое изменение, на мой взгляд, в другом. Договор NAFTA был инициирован в 1993 году и принят в 1994 году. Это происходило в период всемирного увлечения интеграционными процессами. Новый президент США, демократ Билл Клинтон тогда искренне хотел иметь зону свободной торговли на всём Североамериканском континенте. Однако без реальной интеграции, то есть интеграции добровольной и равноправной, создание зоны свободной торговли невозможно. Конечно, США ни при Клинтоне, ни затем при республиканской администрации Джорджа Буша-младшего не собирались создавать равноправные интеграционные объединения с другими государствами. Кроме того, реальный эффект договора NAFTA оказался для Соединённых Штатов вовсе не таким, как планировалось. Имплементация его положений привела к росту взаимных инвестиций и увеличению объёмов торговли трёх стран. Но она не привела к росту благосостояния граждан, прежде всего – наёмных работников, ни в одной из трёх стран – участниц соглашения. Прежде всего это касается США: вследствие NAFTA из их экономики ушли сотни компаний и были перенесены тысячи предприятий в таких отраслях, как автомобилестроение, электронная и бытовая техника, а также текстильная промышленность. Это отрасли создавали миллионы довольно высокооплачиваемых рабочих мест, и во всех исторически были очень сильные профсоюзы.
Поэтому для демократов, с которыми прочно ассоциировался этот договор, его долгосрочный политический эффект был крайне негативным.
И ещё один важный для Трампа момент, связанный с мексиканскими мигрантами: идея создания NAFTA отчасти состояла в том, что перенос производства из США в Мексику приведёт к тому, что в последней появятся высокооплачиваемые рабочие места. Как следствие, предполагалось, что приток нелегальных мигрантов из Мексики в США резко сократится или полностью остановится. На практике же социально-экономический эффект от перенесения производства из США в Мексику оказался почти нулевым. Дело в том, что производство действительно переносилось, но заработные платы оставались в Мексике низкими. И для среднего мексиканского трудящегося по-прежнему было более привлекательно нелегально проникать в США и получать работу там, чем оставаться в Мексике на расположенных там предприятиях, принадлежащих капиталу США. Поскольку Дональд Трамп поставил сокращение незаконной миграции одной из своих ключевых политических целей, усиливая регулирование межгосударственной торговли с Мексикой, а также получая возможность повышать пошлины в чувствительных отраслях, он отказывается от политики США по перенесению рабочих мест в другие страны для сдерживания нелегальной миграции из Мексики и других государств Латинской Америки. Теперь от нелегалов Америку будет защищать высокая стена.